Хмурилось небо в мире Создателей. Грозовые тучи собирались на небосводе все чаще и чаще. Полученный земными людьми дар находился в опасности. Они все еще были не готовы его принять и правильно распоряжаться им. Дар нужно спрятать. Когда придет время, Хранители вернут его людям. Но только придет ли оно, зависело от людей.
Может быть, Создатели сотворят новый мир и поставят во главе его чудо, которое они так великодушно подарили обитателям Земли. И наступит в этом мире новая жизнь, начало которой положит дарованное земным обитателям дитя. А если люди сумеют восстановить мир и Земля снова начнет процветать, то и дитя будет возвращено. Потому что больше не найдется препятствий. Потому что ничего не будет ему угрожать.
Решение еще не было принято. Создатели хотели сами принять участие в воспитании дитя, чтобы вырастить достойное наследие, чтобы больше не повторить своих ошибок, которые были допущены с людьми. В этом вопросе они доверились Хранителям, испокон веков, верой и правдой охранявших тайны не только миров, но и самих Создателей.
Продолжая наблюдать за Девой и Защитниками, они были довольны выполнением возложенной на них миссии. Но они понимали, что и Деве будет не под силу изменить текущий ход истории. Однако, фундамент, заложенный раньше, был с успехом ей подкреплен. За это Деве даровали возможность стать наставницей для дитя и вернуться вместе с ним в миры Создателей. Защитников вернули в их мир, оставив на Земле лишь одного, как когда-то оставили Хранителя для воспитания Даниэля.
Несмотря на всю причиненную своим решением боль, Создатели были вынуждены забрать дитя. Потому что, только лишением самого дорогого, люди смогут, либо все переосмыслить и измениться в лучшую сторону, либо потеряться навсегда, погрязнув в желании отомстить.
– Я не просила такой помощи! – молвила Румелия, поднимая в небо заплаканные глаза и наблюдая, как Хранители неспешно перемещаются вверх, держа на руках ее внучку.
– Ты нас позвала, и мы пришли, – сдержанно ответили ей Хранители. – Наша помощь сделает вас более здравомыслящими и ответственными. У вас будет время еще раз все обдумать, – с высоты донеслись последние фразы перед тем, как они растворились в вышине неба.
– Мама? – сказала Элизабет, посмотрев на Румелию невидящими от слез глазами, – Что же ты наделала, мама!
Элизабет, упала на колени, обхватив голову руками, согнувшись и коснувшись лбом деревянного настила. Она безостановочно рыдала. Слезы лились реками из ее глаз и, просачиваясь между щелями досок, образовывали ручейки, стекавшие по ним тонкими струйками в воду. Она была так сильно погружена в свое горе, что не замечала никого и ничего вокруг. Маади подошла к рыдающей Элизабет, присела рядом с ней на колени и обняла, отдавая дань ее горю. Затем она приподнялась и погладила Элизабет по спине, своей иссохшей от солнца и ветров рукой.
– Все наладится, дорогая. Мы постараемся все исправить, – приговаривала она, – у нас появилась надежда… – не успела она продолжить, как Элизабет, распрямившись, подняла голову и впилась взглядом в Маади.
– О чем ты говоришь? Надежда? Они все забрали у меня, – говорила Элизабет, стискивая зубы от боли, хлюпая носом и глотая слезы.
– Не все. Посмотри, – сказала Маади, взяв ее лицо в руки и повернув его к берегу. – Посмотри. Там твой отец и он жив. Там твой возлюбленный и он тоже жив.
– Они забрали мое дитя! Ты слышишь меня Маади? Как мне теперь жить? – смотрела на нее Элизабет сквозь слезы.
Маади вздохнула и выпустила лицо Элизабет из своих рук.
– Поверь мне девочка, на этом жизнь не заканчивается, – произнесла она, вздохнув и украдкой посмотрев на свою сестру, – Ты сможешь пережить эту потерю, – Маади снова перевела свой взгляд на Элизабет. – Ты сильнее, чем ты думаешь.
Маади поднялась с колен и отошла чуть в сторону, оставив Элизабет сидеть на помосте. Она хотела дать ей еще немного времени побыть наедине с собой и со своим горем. Элизабет, притянула ноги поближе к себе, согнула в коленях и обхватила их руками. Положила голову на одно колено и, уставившись в никуда, погрузилась в хаотичные размышления. Румелия, стоявшая все это время позади и слушающая разговор Маади с ее дочерью, не решалась к ним приблизиться. Она боялась нарушить, только что наступившее, но все еще такое хрупкое, спокойствие.
Рэй, сидевший все это время чуть в отдалении и наблюдавший за происходящим – был ошеломлен. От всего увиденного кончики его волос поднялись и сейчас, он больше напоминал нахохлившуюся птицу, непонимающую, где она оказалась и что происходит вокруг. Румелия, наконец, обратив на Рэя внимание, подошла к нему.
– Как ты, дорогой? – наклонилась она к Рэю, пытаясь заглянуть ему в глаза. – Все хорошо?
– Кажется, да, – протянул, ничего не понимающий, но приходящий в себя Рэй. – Я точно жив, – начал он ощупывать руками свои колени, желая убедиться в собственной правоте.
– Конечно, ты жив и мне жаль, что тебе пришлось все это увидеть, – ответила ему Румелия, выпрямляясь и окидывая печальным взглядом берег.
– Ничего, – сказал Рэй, чуть оправившись от шока.
Немного подумав, он добавил:
– То есть обычно, подобное скрыто от глаз людей? – снова встревожившись, поднял он голову и посмотрел снизу вверх на Румелию.
Уголки ее губ поднялись в скорбной улыбке.
– Да, дорогой. Обычно мы не показываем людям подобное, – ответила ему она.
– Почему? – резонно спросил Рэй, сосредоточенно уставившись вдаль.
– Потому что они не готовы. Потому что еще слишком много темноты в их душах, – закончила Румелия, печально приподняв брови и вздохнув.
Рэй задумался.
– Что теперь будет? – спросил он, продолжая вглядываться в берег.
– Теперь будет новая жизнь, – сказала она уверенно.
Элизабет, все так же сидела на помосте, с прижатыми к себе ногами. Она даже слегка раскачивалась из стороны в сторону, так успокаивая себя. Элизабет слышала, о чем говорили Рэй и ее мать. Как только они замолчали, она резко повернула голову в их сторону, посмотрев на них сосредоточенно, холодно и сурово. Стремительно поднявшись на ноги и обращаясь к своей матери, она сказала:
– Кто ты? Что означают все твои слова? – продолжала Элизабет смотреть на мать тем же холодным, непонимающим и пустым взглядом.
