1
Дом трещал и скрипел. На полу, привалившись к стене, сидели Юрка и Стас. В кресле Дашка кормила грудью малыша. Притихшие близнецы Ася и Вася бесцельно листали книжку.
Все молчали. В воздухе висело ожидание неминуемой катастрофы.
Я прошла по дощатому полу большой комнаты, оставив людей, и посмотрела в окно. Погода быстро портилась. Тучи опускались всё ниже, и уже грозно клубились у самого окна. В провалах туч непрерывно сверкали молнии.
Как ни удивительно, страшно мне не было. Очевидно, что происходящее рано или поздно должно было случиться. Хотелось только, чтобы закончилось побыстрее и без боли.
Я взглянула вниз. Земля стала серой, клочкастой, и очень похожей на небо. В ней начали появляться дыры, и уже через несколько секунд твердь превратилась в сетку, словно собранную из бензольных колец. Справа кольца начали распадаться на атомы, и атомы эти отлетали и таяли в пространстве, открывая равномерный белый свет. Я уже не удивлялась ничему, словно каждый день земля превращается в пустоту.
Кажется, это было похоже на сотворение мира, только в обратном порядке: сначала смешались земля и небо, а сейчас наступает ничего. Странно только, что предварительно не исчезли люди. Мы, то есть. Оставшиеся последние. Я не стала оборачиваться. Если нас всех сейчас не станет, и меня тоже, зачем пытаться запомнить тех, кто за спиной?
Островок земли под моими ногами, вместе с дощатым полом, стеной и окном, тоже растаял, и я ухнула вниз, в эту белизну. Две секунды падения, выброс адреналина, и я бессмысленно болтаюсь в пустоте.
Непонятно, где верх, где низ. И, кажется, здесь можно понять, что такое бесконечность. Ни силы притяжения, ни каких-либо других сил.
Внезапно, я не уловила момент перехода, пустота заканчивается и начинается вода. Она прозрачная и очень синяя. Мне интересно, смогу ли я в ней дышать? Оказывается, могу. Кажется, я стала рыбой. Вместо моей обычной бледной кожи замечаю серую и глянцевую, как у дельфина. Я гибкая и скользкая. Могу извиваться, как змея. И, кажется, у меня сейчас нет ног. И рук, кажется, тоже нет. Я невнятный кусок серой плоти, впрочем, чувствующий себя довольно неплохо. Могу делать петли, резко поворачивать, стремительно скользить в толще воды. Могу отдаться течению, а могу пересекать его. Течения хорошо видно, они отличаются оттенком.
Вокруг появляются рыбы. Мне кажется, что я должна их знать, но я не узнаю. Рыбы разные, и им тоже наплевать на меня. Так проходит то ли пять минут, то ли три тысячелетия. Я нащупываю дно вновь появившимися ногами. Сначала это крошечный пятачок, но потом твердь собирается из песчинок, слетающихся со всех сторон, и разрастается до размера, уходящего за пределы видимости.
Незаметно вода заменяется воздухом, рыбы пропадают. Я замечаю людей. Они молчаливые, и никак друг с другом не общаются. Бродят заторможенно, чем-то похожие на меня, тощую и бесцветную. Я смотрю на свою руку с тонкими и длинными пальцами. Кажется, побывав рыбой, я снова стала собой. А может и кем-то другим, но пока это сложно понять.
Я делаю шаг.
Земля твёрдая, как скала. Я почему-то думаю, что такая земля в Иерусалиме, хоть и не бывала там никогда. Не земля, а палево-жёлтый камень. Наступаю осторожно. Никаких острых углов, скалистая поверхность гладкая, но я не уверена, что земля снова не распадётся на молекулы, и я опять не провалюсь в пустоту.
Но земля не рушится, и я иду.
2
Ханна откинула одеяло, пихнула в бок Сашку:
– Вставай, опоздаешь!
– Ммм, – высказал Сашка и отвернулся.
Ханна махнула рукой. Зато можно в душ сходить без споров об очерёдности. Она сонно прошлёпала в кухню, не ограничивая себя в громкости шагов, взяла фильтр-кувшин, но он оказался пустым. Ханна помахала им, словно надеялась, что откуда-то возьмётся вода. Но вода не появилась, и она наполнила чайник из крана. Подумаешь, водопроводная вода тоже нормальная. Вставила чайник в платформу, шлёпнула по кнопке.
Гель для душа закончился, и Ханна, включив воду, сразу вспомнила, что вчера хотела купить новый, но забыла.
– Тьфу, зараза, – выругалась она на свою память. Налила в ладонь шампунь и размазала по телу. Ханна не любила губки, мочалки и прочее. Кожа у неё тонкая, и краснеет от любого грубого воздействия. Поэтому нежно, поглаживая себя руками, вспенить гель, то есть, в данном случае, шампунь, а потом смыть тёплым дождиком.
Ворвалась струя холодного воздуха, Ханна чихнула и покрылась мурашками.
– Дверь закрывай!
– Ты же за занавеской!
– Какая разница, всё равно дует!
– Вот ты фиалка, а? – то ли восхитился, то ли возмутился Сашка из-за шторки.
– Нормальная, – Ханна смыла шампунь, постояла ещё минутку под струями воды. Было тепло и приятно, но по утрам – непозволительная роскошь. Надо на работу.
Она выключила воду, отдёрнула занавеску. Сашка переключил воду с душа на кран, настроил нужную температура, взял зубную щётку, но остановился. Ханна выбралась из ванной под его взглядом.
– Ну не смотри ты на меня так! Знаю я тебя, на работу опоздаем, – она схватила полотенце и суетливо укрыла себя от Сашкиных глаз.
Сашка улыбнулся:
– Ладно, до вечера свободна.
Суматошное утро. Яичница с колбасой, кофе. Кофемолка оказалась пустой, Ханна высыпала в неё остатки зёрен, привычно подумала «надо купить», воткнула вилку в розетку и нажала кнопку. Кофемолка гудела, как космический корабль, частички кофейных зёрен шуршали внутри отсека, и было слышно, как они становятся всё мельче и мельче.
– Ах ты! – Ханна резко поставила кофемолку и схватилась за сковородку, пока яичница не пригорела. Кофе насыпать в турку, налить воды, и не отходить, Бог с ней, с яичницей, полежит пока, а кофе без присмотра оставлять нельзя.
В кухню вышел Сашка, уже в штанах и футболке.
– Яичницу положи, – быстро попросила Ханна.
– Я думал, ты за мной ухаживать будешь, – заметил Сашка, остановившись посреди кухни.
– Иди ты, – привычно огрызнулась Ханна.
Сашка вздохнул и полез в полку за тарелками.
Ханне стало стыдно.
– Ладно, ладно, я сама. Садись. Только кофе поймаю.
Сашка с вызовом взял нож и принялся пилить яичницу. Она делиться не хотела, и Сашке приходилось прикладывать усилия.
В тот момент, когда Ханна подхватила турку и погасила огонь, из-под Сашкиной руки вылетела половина яичницы и приземлилась на пол.
– Да блин! – возмутилась Ханна.
– Не блин, а яичница, клала бы сама! – взорвался Сашка.
– Хватит на меня орать! Полы сам будешь мыть!
– Обойдёшься.
Ханна, поджав губы, разлила кофе по чашкам. Что за дурацкий день, не успели встать, уже поругались. И из-за чего? Из-за летающей яичницы.
Сашка поднял с пола полукруг яичницы, шмякнул в тарелку и, покосившись на Ханну, поставил её себе.
