Голос Ларисы звал издалека. Он доносился до слуха пустым и приглушенным, словно шел из-под толстого слоя ваты, или… из-под снега. Да, конечно же, он шел из-под снега – из-под ослепительного снежно-ватного одеяла, накрывшего подножие горы. Но голос был близок, до него оставалось всего лишь несколько метров, быть может, два или три.
Алексей стоял по колени в снегу, но как только он пытался сделать хотя бы один шаг в сторону, откуда звал голос жены, то сразу же проваливался по пояс. Несмотря на это, он бросался всем телом вперед, но снежная трясина затягивала его теперь уже по горло. С каждым следующим шагом-броском он все глубже и глубже зарывался, тонул в бездонной пучине снега.
Он не слышал уже Ларисиного зова, не видел ничего, кроме обступившей его ледяной, колючей тьмы. В последней отчаянной попытке он стал судорожно обшаривать рыхлую, податливую снежную массу. Но руки не могли нащупать ничего, кроме обжигающего мертвого холода.
Несмотря на то что кровь его, казалось, начала замерзать прямо в жилах, Алексей почувствовал, что одежда его пропиталась влагой. Или это был тающий снег, или же пот, выжатый холодом изо всех пор его тела и не успевший еще застыть. Да, наверное, это был пот. Он стал заливать и без того ничего не видящие глаза, и Алексей попытался стереть его ладонью. Но руки уже не слушались его, он не смог согнуть ни одного скованного стужей сустава. И он понял еще, что это не пот, а слезы заливают его незрячие глаза.
Алексей закричал, но снег тут же забил ему рот, и вместо крика из горла вырвался только задавленный жгучим холодом стон.
Алексей вздрогнул, проснувшись от этого звука. Он лежал, запутавшись в насквозь мокрой от пота простыне, а из глаз его действительно продолжали течь слезы. Не в силах вдохнуть полной грудью, словно горло и впрямь было забито снегом, парень по-детски жалобно всхлипнул и сел на диване, опустив на пол ноги. Тело его била крупная дрожь, словно оно все еще переживало чувство ледяного давления снежных тисков.
Этот сон преследовал Алексея почти каждую ночь с тех пор, как не вернулась со своего последнего восхождения Лариса. Подъем на тривиальный для мастера ее класса четырехтысячник не предвещал особенных трудностей, и тем не менее горы в очередной раз показали человеку его место. Неожиданный в начале октября сход снежной лавины оборвал жизнь Ларисы и лишил смысла дальнейшую жизнь Алексея. Погребенное под многометровым снежным саваном, тело супруги так и не смогли отыскать.
Его жгла и мучила только одна мысль: почему он сам не помчался туда, в предгорья Алтая, чтобы собственными руками разгребать этот проклятый снег, разгребать до тех пор, пока не найдет свою возлюбленную, ее мертвое тело. Но в том-то и дело, теперь Алексей мог себе в этом признаться, он боялся найти Ларису мертвой. Понимал, что она не могла уцелеть, но пока не видел жену умершей, она оставалась для него живой хотя бы в воспоминаниях. Но все равно он проклинал себя за это малодушие, и с тех самых пор сон о снежной трясине стал преследовать его по ночам.
Говорят, что время лечит. Может, для кого-то это изречение подходит. Но Алексей даже по прошествии восьми с половиной месяцев не чувствовал никакого облегчения. Боль, сжавшая ледяным обручем его сердце в далеком октябре, не проходила. Может, она стала чуть менее острой, зато стягивала этот обруч все туже и туже. Не помогли ни водка, которой он три месяца кряду глушил любые проблески сознания, ни психологи, к которым он под натиском друзей обратился позже. Не помогало ничего, даже столь любимая ранее работа в газете. Впрочем, оттуда Алексея уволили через пару месяцев после трагедии, поскольку на работе он практически не появлялся, а если и приходил, то в таком виде, что лучше бы не делал этого вовсе. Главный редактор долго терпел поведение Алексея, ведь работником он был хорошим, но и самому бесконечному терпению когда-нибудь наступает конец. Правда, уволили его не по статье, а «по собственному», – все же главный был далеко не скотиной. И даже, лично занеся бывшему сотруднику домой трудовую книжку, начальник сказал, глядя в красные, с опухшими веками глаза Алексея: «Ты решил идти вслед за ней? Это твое дело. Но ведь и туда надо уходить человеком. Зачем ты ей нужен такой? А если передумаешь себя гробить – возвращайся. Приму назад и ничего не вспомню». Из дикого трехмесячного запоя Алексей тогда все-таки вышел, хоть и продолжал выпивать весьма часто, но не скатываясь уже в пропасть безумия. Однако на работу не вернулся. Он потерял к ней всякий интерес. Как, впрочем, и ко всему, в том числе к самой жизни. И тогда он решил, что дальше так продолжаться не может.
Алексей был поздним и единственным ребенком в семье. Маме было уже почти сорок, когда он появился на свет. А вскоре после того как ему исполнилось двадцать шесть, мамы не стало. Отец, крепкий еще семидесятилетний мужчина, после смерти жены сгорел, будто свечка, за каких-то полгода. А еще через полтора года пропала в горах Лариса. Ничто больше не держало Алексея на этом свете. Друзья – сплошь отцы счастливых семейств – не могли заполнить собой пустоту в его сердце и осветить черную темень в душе. Более того, Алексей осознал, что общаться с друзьями, окруженными семейным теплом и женской любовью, стало невыносимым. И тем не менее он не хотел, чтобы на их долю выпало извлечение его скрюченного предсмертными судорогами тела из петли, или опознание прибитого к берегу озера распухшего и почерневшего трупа. Все это было противно, гадко, недостойно. Уйти надо было так, чтобы причинить окружающим как можно меньше боли.
И Алексей придумал план ухода. Для этого нужно было поехать к тетке в деревню. Тетя Вера была маминой младшей сестрой. Во-первых, он хотел повидать ее напоследок. А во-вторых…
Три года назад, сразу после свадьбы, они ездили с Ларисой к тете Вере в Никольское. Ларисе, заядлой альпинистке, вологодские равнины показались скучноватыми. Но, узнав от местных, что километрах в двадцати от Никольского есть небольшой скалистый кряж, Лариса загорелась его обследовать. Пять километров они проплыли по реке на лодке, а еще пятнадцать пришлось брести по лесу, по едва приметным тропинкам. Если бы не тонкий «нюх путешественника» Ларисы, Алексей бы точно заблудился в этих лесных дебрях. Но кряж они все же нашли. Лариса разочарованно вздохнула, но тем не менее полезла в гору, а за ней – куда деваться? – и Алексей. Однако разочарование Ларисы пропало, как только они забрались наверх. Гора поразила обоих своей необычной формой. По сути, это было почти замкнутое кольцо, подобие лунного «цирка». Место разрыва на противоположной стороне завалило огромными булыжниками так, что не осталось места ни малейшему проходу. Остальные же стены этого каменного «котла» представляли собой почти отвесные скалы. А метрах в пятидесяти справа от них и в десяти от верхнего края, на скальной стене виднелся полутораметровый в диаметре темный проем.
