– Евгения! – Женя вздрогнула, оторвалась от своей корректуры и подняла голову.
Софья Петровна строго смотрела на нее поверх очков.
– Евгения, – повторила она недовольным, как обычно, голосом. – Нужно на склад сходить. Нужно принести Роману Васильевичу две пачки. Ну, ты знаешь.
Роман Васильевич, их постоянный автор, унылый и занудный тип лет пятидесяти с зачесанными на лысину жидкими волосами, бросил на Женю тусклый взгляд. Точнее, не на нее, а сквозь нее. Женю он принципиально не замечал, видимо, считал ее предметом офисной мебели или оргтехники. Перед ним лежала коробка дешевых конфет – он каждый раз приносил такую Софье Петровне, это называлось у него «подсластить жизнь». Коробки были всегда одинаковые – видно, купил по случаю целую партию. Наверняка конфеты давно засохли.
– Почему я? – проговорила Женя, уже зная ответ. – У меня еще работа не закончена!
– У всех работа! – сухо ответила Софья Петровна. – Кроме того, у Настасьи Ильиничны, как ты знаешь, радикулит, у Леры сосудистая дистония, а у меня… – она не закончила фразу, громко закашлявшись. Ну да, у нее то ли хронический бронхит, то ли трахеит, то ли еще что-то в этом роде.
Женя вздохнула и поднялась. Она знала, что все равно придется идти, и лениво отбивалась без надежды на успех, скорее по привычке. И еще она отлично знала, в чем настоящая причина того, что никто из ее коллег не хочет идти на склад. В том, что при этом волей-неволей придется пройти через Третий Цех.
Женя вздохнула, взяла в углу тележку, вышла в коридор, огляделась по сторонам.
Возле лифта, прямо под табличкой «курение запрещено», курил охранник из «Алиби» Георгий. Увидев Женю с тележкой, Георгий плотоядно ухмыльнулся и проговорил:
– Что, опять на склад?
Женя взглянула на него исподлобья – зачем спрашивать? Что, так не видно?
А Георгий не унимался:
– Через Третий Цех пойдешь?
– А что – ты знаешь другую дорогу?
– А ты знаешь, что там случилось тридцать лет назад?
Женя тяжело вздохнула и закатила глаза. Началось! Она ушла бы, но нужно дождаться лифта.
А Георгий не хотел лишить себя удовольствия, рассказать ужастик вроде тех, что рассказывают перед сном друг другу дети.
– Один инженер-ботаник задержался после конца смены, что-то ему надо было то ли проверить, то ли измерить, и уронил в чан с кислотой очки. Попытался достать их, наклонился над чаном, у него от испарений закружилась голова, и он – бултых! Так от него – представляешь – через пять минут ничего не осталось. Совсем ничего! Но с тех пор каждый вечер его призрак появляется в Третьем Цеху, ходит по цеху и повторяет: «Где мои очки?! Где мои очки?!»
Женя слышала эту историю уже десятки раз, причем в самых разных вариантах, но Георгий последние слова произнес очень артистично, с жуткими подвываниями, так что у Жени озноб пробежал по спине. Чего этот тип и добивался.
К счастью, в это время подошел лифт, и Женя шагнула вперед.
Она спустилась на первый этаж, прошла по пустому полутемному коридору, толкнула железную дверь.
Дверь отворилась с громким надрывным скрипом. Точнее, даже стоном. Тоскливым, унылым, душераздирающим. Точнее даже, стоном. Но открылась не до конца – что-то ей мешало.
Третий Цех.
Женя протиснулась внутрь, протащила тележку, пошла вперед, стараясь не поднимать глаза и не отклоняться от узкой тропинки, проторенной между старыми, ломаными станками и пустыми фанерными ящиками.
Ей казалось, что она идет по заколдованному лесу, где за каждым деревом таится что-то загадочное и опасное, где из-за каждого куста за ней следит чей-то враждебный взгляд, и не дай бог сойти с тропинки – тут же тебя схватят липкие руки…
Но тут справа раздался едва слышный шорох, и она не выдержала, подняла глаза, посмотрела в направлении этого звука, хоть и знала, что этого не нужно делать.
Ничего, конечно, не увидела, кроме груды полуистлевшей бумаги, но на всякий случай тихонько произнесла:
– Это я! Ты как здесь?
В ответ в углу снова что-то зашуршало.
«Может быть, это просто кошка?! – подумала Женя. – Ну, или крыса… тоже, конечно, неприятно».
Шорох не прекратился, более того – из угла донесся едва слышный шепот.
Едва слышный, невнятный – но Жене показалось, что она разобрала в этом шепоте различимое слово:
– Пос-спеш-ши…
Женя закусила нижнюю губу, дошла до знакомого ящика, положила на него заранее припасенную конфетку, снова опустила глаза и пошла дальше.
Она каждый раз оставляла на этом ящике какое-нибудь небогатое приношение – конфету, пирожок из ближней пекарни, бутерброд с сыром… ей казалось, что таким образом она наладит отношения с таинственным обитателем Третьего Цеха. Может быть, даже подружится с ним. Но все равно ей было страшно.
Потому что на самом деле она понимала, что все это плод ее воображения, что на самом деле никто не верит, что в Третьем Цеху водится привидение. Ну как можно в двадцать первом веке верить в привидения? Это же не Средневековье замшелое… А дурак Георгий просто пугает ее, причем только ее, поскольку больше никто давно уже не ведется на его байки.
Но что Женя может поделать, если ей действительно страшно? И она придумала такой нехитрый ритуал. Как будто она верит в того, кто обитает в Третьем Цехе, кто бы он ни был. И каждый раз она оставляла ему гостинец в знак дружбы. И, разумеется, никому и никогда об этом не рассказывает, еще не хватало, засмеют ведь совсем… Так что пускай это будет их общий секрет.
До следующей двери оставалось совсем недалеко, может быть, шагов десять, но тут справа от тропинки снова раздался шорох. Женя опасливо вскинула взгляд…
И застыла на месте, как громом пораженная.
На сером бетонном полу, на пятачке свободного места между громоздким прессом и грудой ржавых деталей лежал человек. То есть не живой человек, а труп. Труп мужчины лет сорока, с темными, с проседью волосами.
Он был, несомненно, мертв – открытые, близко посаженные, обращенные к потолку глаза были затянуты мутной бессмысленной пленкой, голова повернута под немыслимым, невозможным углом. Правую бровь пересекал старый белесый шрам.
– Мама! – пискнула Женя, похолодев от ужаса, и стрелой кинулась вперед.
В секунду она добежала до второй двери, толкнула ее, вылетела в коридор, пробежала еще пару десятков метров и остановилась перед дверью склада, перевела дыхание.
Так. Главное – успокоиться… главное – взять себя в руки… чтобы никто не заметил, в каком она состоянии…
Она толкнула дверь, вошла на склад.
И нос к носу столкнулась с Валентиной.
Валентина, их кладовщица, была женщина язвительная и вредная. Ей ничто не доставляло такого удовольствия, как чужой испуг и растерянность. Крупная, плечистая, с круглым красным лицом, она стояла напротив двери, уперев руки в бока.