Глава 1. Оставление Москвы
Наступила роковая минута: совет в Филях. Кутузов объявил общие потери в Бородинском сражении, указал на неудобства немногих оставшихся позиций и напомнил: «Доколе будет существовать армия и находиться в состоянии противиться неприятелю, до тех пор останется надежда счастливо довершить войну, но по уничтожении армии, и Москва и Россия потеряны». Затем предложил на разрешение главный вопрос: «Ожидать ли нападения в неудобной позиции или отступить за Москву?» Начались жаркие прения. … Выслушав различные мнения, фельдмаршал закончил заседание следующим решением: «С потерею Москвы не потеряна Россия. Первой обязанностью поставляю сохранить армию и сблизиться с теми войсками, которые идут к нам на подкрепление. Самим уступлением Москвы приготовим мы гибель неприятелю. Из Москвы я намерен идти по Рязанской дороге. Знаю, что ответственность обрушится на мне, но жертвую собой на благо Отечества». Сказав, он встал со стула и присовокупил: «Приказываю отступать»1.
Когда Толь подал мысль стать на Воробьевых горах параллельно Калужской дороге, чтобы избегнуть отступления городом… Кутузов, опровергая его, сказал достопамятные слова: «Вы боитесь отступления через Москву, а я смотрю на это как на провидение, ибо оно спасёт армию. Наполеон подобен быстрому потоку, который мы сейчас не можем остановить. Москва – это губка, которая всосёт его в себя». Эту губку трудно будет ему выжать»2.
Эту дальновидную мудрость Кутузова подтверждает в своих воспоминаниях и Михайловский – Данилевский: «Надобно идти по Московской дороге, сказал князь Кутузов. – Если неприятель и займёт Москву, то он в ней расплывётся, как губка в воде, а я буду свободен действовать, как захочу»3.
Именно так и получилось впоследствии. Даже военный генерал-губернатор Москвы Ростопчин позже признался: «При этом случае он оказал мне большую услугу, не пригласив меня на неожиданный Военный совет; потому-что я тоже высказался бы за отступление, а он стал бы впоследствии ссылаться на моё мнение, для оправдания себя от нареканий за отдачу Москвы»4.
…Артиллерия и обозы стояли недвижимы из-за стеснения на Дорогомиловском мосту. Тогда Милорадович послал лейб-гусарского полка штабс-ротмистра Акинфова сказать Мюрату, что если французы хотят занять Москву невредимою, то не должны наступать быстро и дать нам спокойно выступить из неё со всею артиллерию и обозами; иначе Милорадович перед Москвою и в улицах будет сражаться до последнего человека и вместо Москвы оставит одни развалины. Наполеон утвердил соглашение Мюрата с Милорадовичем и прибыл на Поклонную гору»5.
Вильсон даёт в своём Повествовании подробности: «Милорадович разрушил деревянный мост через Москву-реку, и Мюрату пришлось переправляться вброд. Около двух часов пополудни он вошёл в город и направился к Кремлю, из которого неожиданно началась частая ружейная пальба. Поначалу столь внезапное нападение вызвало изрядное замешательство, но вскоре выяснилось, что сие есть не более, чем отчаянное действие нескольких случайно оставшихся, кои предпочли покорной сдаче неизбежную смерть. На ехавшего впереди Мюрата с фанатичной яростью набросились несколько человек из простонародья. В перехваченном его письме к королеве Неаполитанской он пишет: «Никогда ещё за всю свою жизнь не подвергался я толикой опасности, однако же, к счастию, при мне были два орудия, кои незамедлительно открыли картечный огонь; я был спасён, и нападающие рассеяны. Но один из сих дьяволов набросился на ехавшего верхом инженерного полковника, повалил его наземь, ударил ножом в спину и пытался задушить, вцепившись ещё и зубами ему в шею, пока окружающие не пришли в себя и не выбили ему мозги». Около трёх часов пополудни, также через Дорогомиловское предместье, прибыл Наполеон с гвардией и был немало поражён царившим вокруг безлюдьем. …Терпевших столь долгие лишения солдат невозможно было удержать, и под покровом ночи, вопреки угрозам и наказаниям, в городе начались всякие бесчинства. С наступлением темноты в нескольких кварталах вспыхнули пожары. Почти одновременно запылали десять тысяч лавок на рынке, казённые магазины фуража, вина (тринадцать миллионов кварт), водки, воинских припасов и пороха. Однако Наполеон ещё тешил себя мыслию, что пожары возникли случайно или из-за нарушения дисциплины. Он даже не подозревал о систематических поджогах, задуманных с отчаянной смелостью и исполненных с небывалой в истории неустрашимой отвагой»6.
