Ольге Смулевич дали в профкоме путевку в пансионат «Темное озеро» за добросовестный многолетний труд. Восемь лет работы оператором котельной – это много? Просто начальство учло, что ее нужны особые условия – те, о которых говорил врач.
Ангелине было пять лет, но она еще не произнесла ни одного слова, хотя все понимала. Общалась жестами, и – еще в большей степени – рисунками. Первый сделала, когда ей было лишь полтора годика: увидела, как мама что-то пишет, потянулась к авторучке, а затем очень похоже изобразила соску.
В чем причина молчания и как его прервать, врачи не понимали; лишь последний из них – Антон Сергеевич – предложил резко поменять обстановку. Хотя бы на несколько дней.
– Девочка – неординарная, – пояснил он, – и, как мне кажется, чрезвычайно эмоциональная. Похоже, испытала какой-то внутренний стресс.
Еще бы, подумала Ольга, если по молодости я перепробовала много чего!
– Отсюда – зажатость, – продолжил врач. – Рисует здорово, но эта способность ограничивает в коммуникационные возможности. Думаю, если сменить городскую среду на природную – совершить этакую «психологическую революцию», у нее перестанут работать внутренние «тормоза» и она расслабится
Так подвернулся вариант с пансионатом, расположенном в тайге на острове. Добраться сюда можно было, проехав около пятнадцати километров от деревни Казачинская, а затем – по стометровой дамбе, что соединяла остров с берегом.
Остров был небольшим – примерно двести пятьдесят метров в ширину, и – триста – в длину, но там имелись волейбольная площадка, теннисный корт, пляж, пристань для прогулочных лодок и катамаранов. В жаркое время можно было также брать напрокат акваланги для дайвинга.
***
– Линочка, посмотри, как красиво, – произнесла Ольга, выводя дочку из номера на общую лоджию. – Вот что тебе надо рисовать! Может, и говорить станешь, а?
С высоты третьего этажа открывался замечательный вид: водная гладь таежного озера отражала заросшие соснами и елями скалы, круто поднимавшиеся вверх; над ними в потемневшем небе алела узкая закатная полоска; а выше нее явственно видны были в прозрачном воздухе звезды.
Конец августа.
Закатная полоска погасла.
Было прохладно и тихо, лишь снизу слышался легкий звук плещущих волн.
Здорово!
Еще бы комары не донимали, подумала Ольга, и – вот он, настоящий рай!
Она погладила дочку по голове:
– Ну, дорогая, ведь и правда – красиво? Нарисуешь пейзаж?
Та в ответ указала рукой на небо: смотри!
В вышине среди огоньков, словно бы прорезалась и поплыла вниз желтая черточка.
Звезда падает, надо загадывать желание.
– Голубушка, – обратилась Ольга к дочке. – Давай пожелаем, чтобы ты заговорила? Хорошо?
Лина кивнула.
Они взялись за руки и продолжили любоваться пейзажем.
Еще одна звезда начала свой полет вниз!
– Это Персеиды, – неожиданно раздался голос сбоку.
Жилец из соседнего номера, шестидесятилетний Николай Петрович Журавлев, с которым Ольга познакомилась при заселении, также вышел на лоджию.
– Что? – переспросила Ольга.
– Ежегодный поток метеоров из созвездия Персея. В городах хуже видны из-за фонового света, а вот в тайге – гораздо заметнее.
– Вы астрономией увлекаетесь?
– Так получилось. По ночам в Афганистане поневоле приходилось смотреть на звезды и загадывать желания. Может, поэтому и живым вернулся. Вам не холодно?
– Да, пожалуй, – ответила Ольга. – Но когда еще такое увидишь?
– Верно. А как себя чувствует Лина?
Девочка застеснялась и спряталась за мать.
– Нравится, – ответила Ольга. – Замечательное место, вот, комары, только надоедают. Ну, мы пойдем готовиться ко сну. Действительно, становится прохладно.
– А я еще постою, – произнес задумчиво Журавлев. – Меня холод не берет, после того, как…
Он умолк. Незачем людям знать, что было там.
***
Ближе к полуночи небо затянулось облаками.
Кажется, уснула и тайга, и ее обитатели.
И в этот момент с тихим свистом вывалилась сверху маленькая огненно-желтая точка, и упала в озеро, вызвав мгновенное в нем кипение, и осветив на секунду все его – до самого донышка.
Волны несколькими быстрыми кругами разбежались от места падения, ударили в берега, дамбу, остров, а потом вернулись назад и медленно разгладились, образовав ровную зеркальную поверхность.
***
Утро было изумительным – чистое синее небо, яркое солнце, легкий ветерок. В распахнутые окна столовой проникал птичий гомон и свежий воздух со стороны озера.
– Можно? – услышал Журавлев.
Перед его столиком стояли Ольга с Линой. Мать держала поднос с едой, а у девочки в руках были блокнот для рисования и набор карандашей.
– Конечно, – улыбнулся Журавлев. – Как отдохнули?
– Отлично, – Ольга освободила поднос. – Кислорода столько, что засыпаешь очень быстро. Верно, дочура?
Девочка угрюмо села за стол и посмотрела на Журавлева.
Он подмигнул ей:
– Тут замечательно! Вы что планируете делать?
– Осмотримся, на пляж сходим, на катамаране покатаемся, – ответила Ольга. – После обеда, может быть, пройдемся по дамбе, в тайгу сходим. Там, наверное, грибы да ягоды растут. Ну и – порисуем, конечно. А – Вы?
– После завтрака для желающих поход пеший будет по окрестностям на весь день. Хочу молодость вспомнить. Тут, говорят, и животных – полно, а я – старый фотограф-любитель.
Они позавтракали, и, вставая из-за стола, Лина протянула Журавлеву рисунок. На нем было изображено синее озеро в окружении скал, поросших зелеными елками и соснами, над которыми раскинулось огромное небо – тщательно заштрихованное и абсолютно черное.
Было в этом рисунке что-то зловещее, и Журавлев не удержался:
– Что же ни одной звезды нет? Вчера ведь их много было, Линочка.
– Я тоже удивилась, – пояснила Ольга. – Мрачновато получилось. Не захотела рисовать звезды. Упрямая…
Девочка шмыгнула носом и отвернулась.
Журавлев отчего-то ощутил тревогу.
***
Он отправился в санаторий «Темное озеро» сразу после выхода на пенсию. Гражданскую, разумеется, потому что военным пенсионером он стал гораздо раньше. После контузии в Афгане его подлечили, и затем некоторое время он еще продолжал службу, получив даже звание полковника. В конце концов, однако, участившиеся приступы головной боли и, непременно следующие за ними странные сомнамбулические состояния, сделали свое дело, а медицина сказала последнее слово.
Там, в одну из жутких ночей… Когда горела и взрывалась техника его автобатальона… Когда после боя лежал, истекая кровью на спине и вглядываясь в звездную бесконечность… Впервые ощутил тогда Журавлев присутствие в мире темной инфернальной силы, стремящейся к полному уничтожению жизни.
Два с половиной миллиона погибших афганцев…
Сожженные кишлаки…
Забыть?
Но забыть не получалось.
И еще – «видения».
До госпитализации лечили афганскими травами. Видимо, в сочетании с «нормальными» лекарствами и получился необычный эффект: после головных болей – нечто вроде телепатии. Правда, не со всеми получалось. Это было неприятно – словно читать чужие письма.
