Матвей отошел подальше, на зыбкую границу, очерченную светом костра, присел на сыроватое поваленное дерево. В глубине леса не то ухали совы, не то шалили ежики, за спиной громко смеялись, играли на гитаре и спорили относительно готовности мяса. Сверху на все это равнодушно поглядывала огромная луна, как никогда похожая на сыр.
В эту поездку «как раньше» – с палатками, шашлыком, пивом и гитарой – собирались долго. Никак не могли решить, когда ехать, куда, каким составом, пытались угадать погоду и предсказать необходимое количество пива. И уже в процессе сборов становилось ясно, что никакого «как раньше» быть не может, что молодецкая удаль растеряна и променяна на зыбкую стабильность доходов менеджера среднего звена, ипотечных квартир и кредитных автомобилей. Матвей хотел было отказаться совсем, но потом представил изматывающие уговоры, и выбрал из двух зол то, где можно было выпить. А теперь, сидя на трухлявом дереве, мечтал о комфорте своей квартиры, и уверен был, что активно изображающие эйфорию люди позади него разделяли его мечты полностью.
Все в компании были одного возраста – отметили или готовились отметить тридцатилетие. Все, за исключением Матвея были женаты и даже обзавелись потомством, сданным по случаю поездки бабушкам. Свобода Матвея от брачных уз традиционно служила предметом тщательно скрываемой зависти у друзей и бесконечно заботила их жен. Матвея знакомили постоянно: на дружеских посиделках, на презентациях, в кино, а то и просто предлагали позвонить «милой девушке» и «нечего тут стесняться!»
А Матвей и не стеснялся: он вкалывал, как это стало модно обозначать, «как раб на галерах». Сначала вкалывал в институте и параллельно работал, потом институт закончился, а работа осталась. У Матвея были талант и трудолюбие, поэтому его любили заказчики и платили ему соответствующие деньги. Сам он любил процесс, заказчики его местами раздражали, деньги не особо интересовали, а совсем счастливым он ощущал себя в момент, когда фотографировал конечный результат.
Матвей проектировал интерьеры. Его собственная квартира была бескрайним полем экспериментов: все идеи, что он придумывал, или привозил из рабочих поездок, немедленно воплощались. Жилище выглядело эклектично: на каждой стене имелось по несколько видов обоев и прочих покрытий, применяемых для стен, как в жилых, так и в промышленных интерьерах, потолки и полы тоже состояли из кусочков всякого и разного. Мама ругалась, говорила, что дом – это лицо и душа хозяина, а судя по этому дому у Матвея шизофрения. Жены друзей ужасались несоответствием обустройства квартиры принципам фен-шуй и пророчили Матвею многие беды, если он немедленно не поменяет местами унитаз и, кажется, кровать, но возможно, что речь шла про кухню. Матвей смущенно улыбался и продолжал жить, как привык.
Разумеется, что в эту поездку для него тоже взяли «милую девушку». Девица, вроде бы, и в самом деле была милой. Он плохо понял, и не имел желания разбираться. Матвей верил в судьбу и считал, что когда-нибудь встретит ту, что разделит его интересы, кровать и банковский счет, но только произойти это должно естественно, а не по сценарию, заранее продуманному коварными друзьями и их супругами.
– Привет, мы, кажется, так и не познакомились? Я – Даша. Я фотограф. – неожиданно донесся свистящий шепот откуда-то сбоку из темноты.
– Привет, я Матвей, я рисую интерьеры, и не вижу тебя, кстати.
– Я тут пытаюсь снять ежей, не шуми, не то разбегутся, ищи их потом по лесу. А у тебя пиво есть?
– Нет, пива нет.
– Сгоняешь к лагерю? И мне ещё зажигалка нужна, или спички. И чипсы, лучше всего с сыром.
– Хорошо, – растерялся от напора просьбы Матвей и послушно направился к лагерю.
Когда он вернулся, Даша уже сидела на дереве.
– Будешь смотреть ежей? Я успела, света мало, но получилось неплохо. Ты фотографией интересуешься?
– Не особо, – признался Матвей.
– Ежами, как я понимаю, тоже?
– Не особо.
– Ну и ладно, тогда давай пиво сюда и зажигалку. Тебе, скорее всего, описывали меня, как милую и веселую. Меня предупреждали, что ты замкнут, стеснителен и скучен. Уверена, что всё это не правда, а политические происки моих подруг, желающих засадить меня на кухне в окружении пеленок. Поэтому наша с тобой задача на сегодняшнюю ночь – вести себя, как заиньки, а в понедельник, потупив очи, сказать, что мы слишком разные. Согласен?
– Ага.
– Ну вот и славно. Что проектируешь сейчас?
– Я? – удивился Матвей, его редко кто-то спрашивал о работе.
– Ну не я же! Слушай, первое правило девочки, желающей захомутать мальчика: спровоцировать его на рассказ о себе и слушать, не перебивая. Поскольку я стремлюсь к достоверности нашей истории, то сейчас ты будешь мне все про себя рассказывать, а друзьям скажешь, что у меня жопа толстая, или сиськи не того размера. А я, со спокойной совестью, смогу аргументированно рассказать, чем ты мне не понравился, понимаешь?
– Ага.
– Ну так рассказывай!
И Матвей рассказал: про то как учился, находил первых клиентов, трясся от страха, собирал портфолио, как в первый раз у него брали интервью для журнала, и что ему некогда купить новую машину, а пора бы.
А Даша рассказала, как долго собиралась духом, чтобы уйти с работы со стабильным доходом в свободные фотографы, как приходилось объяснять и отстаивать свое желание перед семьей, как приходится до сих пор снимать на заказ, хотя ей это не нравится, и что она мечтает о собственной выставке и котенке.
В глубине леса продолжали не то ухать совы, не то шалить ежики, и на всё это со странным выражением смотрела луна, как никогда похожая на сыр. Вполне возможно, что она просто устала от бесконечно повторяющихся историй, или, наоборот, была рада тому, что все истории одинаковы уже более пары тысяч лет. По крайней мере, начало историй.