Если к черному дню старательно готовиться, он обязательно настанет. Но почему-то об этом часто забывают и старательно готовятся к тому, чего во что бы то ни стало хотят избежать.
Будучи человеком жизнерадостным, Василиса всегда с оптимизмом смотрела в будущее. Этак жилось куда веселее. Но, несмотря на веселый характер, пугающие мысли нет-нет, да и заглядывали и к ней.
Василисе уже давно стукнуло двадцать пять, возраст, который она да и все вокруг считали критическим. И за плечами у Василисы было неудачное замужество и развод. И полное отсутствие каких-либо перспектив в плане детей. А детей Василисе хотелось. И обязательно много, и чтобы и мальчиков, и девочек. И мужа нормального хотелось. А пуще всего хотелось большой и дружной семьи. Чтобы братья, сестры, дяди, тети, племянники и племянницы.
Раз у самой родни почти нет, одна старенькая бабушка, да и та каждую весну уверяет, что эта уж точно для нее последняя, придется Василисе искать себе мужа, богатого на родню. А вот с этим делом у Василисы не очень-то получалось, и с каждым прожитым днем надежда на приобретение такого рода богатства становилась все призрачней. Все приличные кавалеры давно переженились и теперь смиренно сидели при своих половинах. Свободными гуляли те, кто до сих пор никому не приглянулся. Василисе таких подбирать не хотелось.
Иной раз она даже шутила по этому поводу:
– Стану старая, даже воды подать будет некому.
Хотя она еще с детства помнила анекдот про старика, который говорил своей старушке-жене: «Вот прожили мы с тобой всю жизнь, мучились, конечно, но я все думал, что не зря с тобой страдал. Все думал, помирать стану, стакан воды мне жена все-таки подаст. А теперь вот, похоже, пришел мой час, помираю я. И знаешь, пить что-то совсем не хочется».
Зря, в общем, мучился мужик, не пригодилось.
Конечно, Василисе так прожить жизнь совсем не хотелось. Но по-иному не получалось. Иногда от этого становилось очень грустно.
Но на этот случай Василису еще бабушка всегда предостерегала:
– Все дурные мысли из головы мигом вон гони. Не дай им там корни пустить. Только сунутся, а ты их крестом! Крест святой, он человеку от любой беды лучшая подмога. Труд честный и крест праведный – вот что всякому человеку для спасения в жизни надобно.
Василиса считала бабушку человеком верующим, ведь у нее даже в советские годы была в доме икона. Правда, одна-единственная, да еще потемневшая от времени до такой степени, что невозможно было даже разобрать, что за святой на ней изображен. Сама бабушка всегда утверждала, что на иконе святой Никола.
– А потемнел он ликом от грехов людских.
Получалось, что бабушка у Василисы была верующей, хотя в церковь никогда не ходила. Сначала просто не было в их селе церкви. Колхоз и большой коровник, который давал заработок доброй половине поселка, был. Клуб, в котором по выходным дням показывали кино, а по праздникам еще и танцы устраивали, тоже имелся. И даже главную дорогу председатель колхоза, пока был этот колхоз, успел асфальтом покрыть. И уж вовсе невиданное дело для глубинки – тротуары по обеим сторонам проезжей части проложить тоже успел, чтобы люди хоть по выходным дням могли почувствовать себя белой костью.
– Председатель у нас был человек заботливый, – рассказывала бабушка Василисе, которая и не помнила те дни, потому что родилась уже после развала Союза. – Все для людей, себе ничего. Чтобы воровство или взяточничество – такого позора за ним отродясь не водилось. Честный был человек, всем бы начальникам такими быть.
Как вернулся председатель с войны совсем молоденьким капитаном, погоны снял, так и тянул лямку. Бабушка еще обычно прибавляла: хорошо, что до нулевых годов председатель не дожил, не увидел, как все им устроенное по ветру разлетается, пришлыми, а то и своими же разворовывается и по дворам растаскивается.
– Тащили, казалось, что много, – смеялся над соседями дед Пахом, служивший при колхозе сторожем и в жизни не взявший даже ржавого гвоздя из чужого забора. – А как принесли, да разложили, да оглянулись, уже и нет ничего. Стоят, в затылках чешут. Как такое случилось? Куда же все делось? А я вот в сторожах всю жизнь, всякого повидал. И одно вам скажу: на чужое не зарься! Потому как ворованное, оно никогда и никому на пользу не идет. Сколько всякого за свою жизнь насмотрелся, а такого, чтобы ворованное к прибытку пошло, еще не видел. Между пальцами утечет, не уследишь, не поймешь, куда что и делось. А вот стыд и срам за сделанное навсегда с вами, ребята, останется.
Но разве кто его слушал? Разве вообще кто-то мудрых стариков слушает, особенно если эти старики всю жизнь были простыми сторожами? Людям хотелось успеть утащить побольше, пока было, чего тащить. Казалось, так можно отсрочить неизбежное. Но вскоре и тащить стало нечего и неоткуда. И времена наступили совсем уж беспросветные. Не стало колхоза, где всегда можно было разжиться какой-нибудь приятной для жизни мелочишкой. Не стало на селе работы. Не стало и жизни.
Кто-то из селян подался на заработки в большие города и там сгинул. Кто-то остался и стал гнать самогонку, а потом уже ею – черную тоску с души. Конец у этих оставшихся был тот же, что и у тех, кто уехал. Кто-то просто тихо умер, никуда не уезжая, не шумя и не безобразничая. Вот как теперь готовилась поступить бабушка Василисы.
И, собравшись в дальнюю дорогу, откуда возврата нет, она позвала к себе единственную внучку. Проститься.
Услышав в трубке слабый бабушкин голос, Василиса расплакалась. А бабушка, словно и не услышала ее слез, знай, свое твердит:
– Приезжай, внученька. Сказать мне тебе кой-чего напоследок надо. Может, пара дней осталась, может, пара часов. Лучше поспеши. Тайну тебе поведать нужно.
– Ты что такое говоришь, бабушка? Какую тайну?
– Душе моей в путь давно пора, а тайна ее держит, не отпускает. Поторопись, внученька, тошно мне тут сидеть. Давно должна была в путь двинуться и тайну тебе перед отъездом рассказать, да все откладывала, вот и дотянула до крайности. Приезжай скорей, чтобы я с легкой душой в дорогу отправилась.
Василиса и без этой просьбы примчалась бы к ней. Едва услышав о дальней дороге, в которую собралась бабушка, Василиса сразу поняла, о чем речь. И заметалась по квартире:
– Бабушка умирает!
Так уж случилось, что бабушка была единственным близким ее человеком. Ни отца, ни матери Василиса не помнила. Ее и вырастила бабушка, которая не жалела сил, чтобы дать внучке хорошее образование. Хотя какое оно там хорошее, в их глубинке? Но золотую медаль в сельской школе Василиса получить сумела и поэтому поехала в Питер учиться дальше. Выучилась, вышла замуж, развелась, снова вышла замуж, снова неудачно, но разводиться не стала, стыдно было перед бабушкой, которая и первый-то ее развод перенесла с трудом.
