Я очень люблю писать. Мне семьдесят три года, и с восемнадцати я зарабатываю на жизнь писательством. То есть уже пятьдесят пять лет – вот такая долгая история любви.
Я очень люблю писать. Берясь за перо, я ощущаю ясность и порядок.
Я люблю писать и потому делаю это каждый день. В эту самую секунду я сижу в своей библиотеке, в большом кожаном рабочем кресле, и – совершенно верно – пишу. У ног растянулась моя собачка Лили, терьер породы вести[1]. «Лили, хорошая девочка», – приговариваю я. Вообще-то Лили не такая уж и хорошая девочка. Она непослушная, и главный ее порок – тяга к ручкам. Я часто шучу, что недаром Лили – питомец писательницы. Только я сажусь писать, как Лили тут же готовится умыкнуть у меня ручку. Я вожу рукой по бумаге, но стоит мне остановиться, и она бросается в атаку. Хватает мою ручку и пускается наутек, а через несколько минут возвращается с выпотрошенным стержнем и щегольскими черными усами.
«Лили, я пытаюсь работать», – ругаюсь я, но игра «поймай ручку» доставляет ей огромное удовольствие. Она запрыгивает ко мне на колени, приземлившись прямиком на тетрадь. Хватает ручку и удирает. Так что эти строки я пишу уже другой ручкой. Сегодня само писательство и станет моей темой.
Начну с описания флоры и фауны: у меня расцвели розы – алые и белые. Из можжевельника доносятся трели певчих птиц. Под ногами шныряют смышленые серые ящерки. Лили бросается в погоню. Еще лишь только начало мая, но в Санта-Фе лето наступило рано. Стоит жара, в воздухе повисла дымка. Очертания гор размыты. Едва я вышла на прогулку с Лили, как мне захотелось пить. Проезжающие мимо машины поднимают с проселочной дороги клубы пыли. Остановившись, я жду, когда она уляжется, прежде чем идти дальше. Наши прогулки – мой ежедневный обязательный ритуал. В те дни, когда вылазку приходится отменить – из-за сильного ветра или дождя, – Лили не находит себе места и бродит туда-сюда по выложенному плиткой «Сальтильо» полу моего глинобитного дома. «Лили, – говорю я, – завтра погуляем».
С наступлением сумерек Лили успокаивается. Вчера горы освещала растущая луна, похожая на серебряный диск. Сегодня она будет почти полной и озарит сад своим сиянием – светом, который располагает писать. Этим я и займусь.
Наравне с прогулками, писательство – мой ежедневный ритуал. Как и Лили, я не нахожу себе места, когда нарушаю привычный распорядок. Поэтому, взяв ручку и бумагу, я описываю подробности минувшего дня, поскольку знаю: чтобы писать, нужно писать. Прошло уже полгода с тех пор, как я закончила последнюю книгу. Формально я ни над чем не работаю, если не считать утренних страниц. Я стала посылать открытки и письма друзьям из разных уголков света. Вдохновившись моим примером, многие из них откликнулись, и мы стали писать друг другу, едва дожидаясь ответа.
«Мы живем так далеко друг от друга», – взялась причитать моя подруга Дженнифер. Открытки для нее я выбирала особо тщательно – этим карточкам с видами Нью-Мексико предстояло улететь во Флориду. Фото нашего собора, «ристра» – связка стручков красного перца чили, цветущий кактус. Я знала, что Дженнифер будет в восторге и от самих открыток, и от моих немногословных подписей. Она больше не сетует на то, что мы далеко друг от друга. Написанные от руки слова и фотографии утешают ее лучше любого телефонного разговора.
Я подписываю послания, устроившись за большим обеденным столом. Хочется написать нечто особенное. Оформляя открытку с розами для Лоры, я вдруг решаю рассказать ей о собственных цветах. Попалась карточка с совой – и вот я уже пишу своей наставнице, поэтессе Джулианне Маккарти, как сильно ценю ее мудрость. Моя дочь, Доменика, любительница лошадей, получит открытку с пони – подписывая карточку, я интересуюсь успехами жеребца, которого она дрессирует. Каждая открытка говорит получателю, насколько он мне дорог. Я не пожалела времени, чтобы все подписать. Отправившись в кафе, я наслаждаюсь чашкой пряного чая с молоком. Пишу своей коллеге Эмме Лайвли, зная, что она предпочитает изысканное капучино.
Тремя днями позже приходит ответ от Лоры: «Получила твою открытку». Она прислала мне карточку с кустом вьющихся роз, таким же высоким, как она сама. «Она чудесная», – продолжает Лора. Вновь усевшись за обеденный стол, я подписываю для нее открытку с фотографией живокости. Вспомнила, что ей по душе синий цвет.
«Писательство – это единственное занятие, которое не вызывает чувства, будто мне следовало бы делать что-то другое».
