Остров Механа в Тихом океане, 2010
Лилиан
— Будь проклят день, когда я послушалась Русито и рванула с ним из Штатов в эти жуткие тропики! — причитаю, закрывая на ключ дверь номера. — Уж лучше бы меня сожрали репортёры и растоптали фанаты Кроули.
Теперь мой спаситель снимается на островах, а я из последних сил отбиваюсь от приставаний его дорогого племянника — сына вождя. Сам предводитель племени затаил на меня обиду.
— Жара, насекомые, жуткие нравы и отвратительное обслуживание! — Спускаюсь по скрипучим рассохшимся ступеням двухэтажной развалюхи с гордым названием "Сердце океана". — Общество распущенных дикарей! Вот тебе, милая, расплата...
Внутри меня гуляет торнадо. Я — единственный постоялец гостиницы уже на протяжении месяца. Незнакомец в холле заставляет меня остолбенеть на мгновение. Кажется его зовут Павел, мы плыли вместе на яхте французского ТВ. Просыхал он редко и, похоже, меня не узнал. Пялится теперь с нескрываемым восторгом во взгляде, даже склонился в изящном поклоне. Я чуть растягиваю губы из вежливости. Всё-таки первый европеец за время моего добровольного заточения. Спешу проскользнуть на улицу. Трещит рвущийся шёлк — моё парео зацепилось за щербатую дверь. Распахнутая настежь, она ни днем, ни ночью не спасает от духоты. Ткань расходится и оголяет мою ногу до самого бедра. Ходить с такими разрезами здесь небезопасно, и я, охнув, стремглав бросаюсь обратно к лестнице. Павел встает у меня на пути. Стопа предательски подворачивается, и я падаю на четвереньки, больно ударяясь коленями о неровные доски пола.
Смотрю на Павла, не скрывая неприязни. Взгляд его карих глаз острый, как гвоздь. Кровь приливает к моим щекам. Откуда он вообще взялся? Может и Русито вернулся? Но тогда он первым делом пришёл бы ко мне. Павел возвышается надо мной и не спешит помочь. Подтянутый, темноволосый, смуглый, выбритый до синевы, весь его бравый вид кричит о крутости.
— Индиана Джонс, твою мать, — бормочу и плавлюсь в собственном гневе. Брякаю сгоряча: — Терпеть не могу брюнетов!
Павел заливисто хохочет, наклоняется и подхватывает меня на руки.
— Обычно я вызываю иные чувства. — Его голосом сказки бы читать взрослым девочкам. — Не ожидал услышать подобное от ангела, волею случая, павшего к моим ногам.
— Немедленно верните меня на землю.
— Вы русская? — продолжает скалиться Павел, — Не ожидал встретить здесь соотечественницу. Вас стоит вернуть на небо, а не на землю, но сие не в моих силах. Поэтому позвольте отнести столь суровую особу в её номер и проверить, не повредила ли она часом ногу.
— Вы слишком много себе позволяете. — Неведомый этим краям изысканный аромат мужского парфюма дурманит мозг. — Сама в состоянии передвигаться пока.
— Так в какой номер вас доставить? — Павлу плевать на мои слова. Он только крепче прижимает меня к себе. Его взгляд беспутно гуляет по груди, выглядывающей из чашек купальника.
— Поставьте меня… — отвешиваю ему звонкую пощечину.
Взгляд Павла вспыхивает, а подбородок двигается вправо-влево, будто я ему по челюсти съездила.
— Прекрати дёргаться. Твои ножки заинтересовали не только меня, — тихо говорит он и обращается на местном диалекте к портье Карлосу. Он развалился за стойкой и с интересом поглядывает в нашу сторону. — В каком номере живёт эта леди?
Получив незамедлительный ответ, Павел идет к лестнице. Он по-прежнему рассматривает меня, как диковинную зверушку, и я ворчу, прикрывая бедро обрывками парео.
— Почему мужчины в первую очередь пялятся на грудь и ноги?
— Потому что они у тебя бомбические.
— Я не про себя... Почему не сказать девушке про взгляд, волосы?
Он останавливается и всматривается в моё лицо.
— У тебя глаза, словно колодец с ключевой водой, глубокие и чистые, — выдыхает Павел, смущая меня эротическими модуляциями голоса.
Взгляд мартовского кота также не вяжется с подобной велеречивостью: «Самоуверенный ловелас!»
— Позвольте ключ? — Павел ставит меня на ноги у дверей моего номера.
— Разрешите мне хотя бы открыть самой!
Павел разражается бархатным смехом. Его рука по-хозяйски проходится по моей спине и лёгким шлепком ниже поясницы завершает свое путешествие:
— Разрешаю.
— Руки! — хмурюсь от его наглости и боли в районе правой лодыжки.
— Прошу прощения, мой хрупкий ангел.
— Я вам не ангел, и, как видите, моя бренная плоть не рассыпалась на части. Не стоило устраивать представление и тащить меня на руках через всю гостиницу. Тем не менее спасибо и… До свидания!
С ловкостью рыбака выуживаю ключ из бездонной пляжной сумки, открываю комнату и захлопываю дверь перед носом Павла. Сердце ни с того ни с сего устраивает пляску святого Вита. Над самым ухом раздается стук.
— Скажи хотя бы своё имя!
Бегу на балкон, желая укрыться от наваждения. Однажды с этих слов началось знакомство с человеком, разрушившим мою веру в любовь. С тех пор она живет только в моих книгах.
— Ты передумаешь по поводу брюнетов!
Надеюсь, дверь выдержит его натиск и не слетит с петель, потому что сейчас мне уже не до наглого соотечественника. В плетеном колченогом кресле восседает Лок, сын предводителя племени. Я вжимаюсь в стену. От одного вида его обнаженной груди и рук, покрытых татуировками и бугристыми мышцами, меня всегда бросает в дрожь. Парень не заморачивается ношением одежды, надевая лишь джинсы, и то не всегда.
Когда выяснилось, что Русито уговаривал меня укрыться на его родине, чтобы сосватать за своего брата, я хотела немедленно уехать. Но вождь с пониманием отнёсся к моему отказу и предложил пожить на острове, пока уляжется скандал на материке. Я согласилась, и Лок стал моей тенью. Всё реже выхожу на прогулки, ощущая себя ланью, за которой крадётся тигр. На острове у вождя безграничная власть — жаловаться, случись что, некому. Раз за разом кляну себя за глупость — добровольно приехала в место, где не работает ни один сотовый оператор и нет интернета. Не ровён час забеременею, так и не дождавшись парахода. Лок настроен серьёзно и мне всё сложнее противостоять ему. Кстати, а как здесь оказался Павел?
— Кто позволил тебе войти? — как не хорохорюсь, голос дрожит. Общаемся на английском — Лок его скверно, но знает.
Наследник вождя встает с жалобно скрипящего под ним кресла, подхватывает меня под мышки и тащит в комнату.
— Поставь меня немедленно, — верещу, беспомощно болтаясь в мощных как у Кинг-Конга руках.
— Ты дать себя в руки белый мужчина, — рычит он и прижимает меня к стене. — А мне запрещать даже приближаться.
Его черные как угли глаза проедают меня насквозь, дыхание обжигает. Если у секса есть запах, то от Лока им не то что пахнет — разит. Он прижимает мои плечи к стене, коленом раздвигает бёдра. Хочу крикнуть, но в груди заканчивается дыхание.
