– 1 -
Приветствую Вас, Серкидон!
Попрошу Вас приготовиться к серьёзному разговору. Будем говорить о том, что древние называли цветущей добродетелью. О том, что в Индии называют религией мудрецов. О том, что романтики называют крыльями мира. Поговорим о Красоте. Категория спорная, неоднозначная, абстрактная. Ни взвесить, ни объять, ни измерить. Когда будем говорить о красивой женщине, нам будет легче. Хотя бы уже потому, что можно и измерить, и взвесить, и объять. Конечно, не всегда можно обнять всё. Но хотя бы что-то…
Только ли женщина может быть красивой? Нет, не только бабонька, но и бабочка, а ещё – картина, гардина, камея, идея … Перечислять можно долго. Иммануил Кант писал о красоте поступка. Альберт Эйншейн ввёл в бытование понятие «красота тайны». Мастера Востока говорят о «красоте высоких состояний». Даже ошибка может быть красивой. Версию о пассионарности Льва Гумилёва в строго учёных кругах принято считать ошибочной. Может быть, но это дерзкая и красивая ошибка.
Серкидон! Я не поленился и сверился с платоновским диалогом «Гиппий Больший». Так вот, ведя диалог, один из его героев – Сократ – размышляет о том, что может быть прекрасным (обусловим прекрасное как высшую степень красивого) и называет: девушку, кобылицу, лиру, сосуд… Заметьте: как и мы с Вами древнегреческий мудрец начал перечисление с прекрасного пола. Возгордимся этим по-быстрому и продолжим.
Нужно, очень нужно, Серкидон, иногда упираться лбом в тупики. Спрашивать себя, а что такое Красота? Что есть Истина? Каким должно быть Добро? К примеру, с кулаками1 или без?
«Зачем думать об этом?» – спросите Вы.
«Тяжело в леченье – легко в гробу», – говорят в народе. Силясь одолеть философские трудности высшего порядка, пытливый человек так изощряет свой разум, что все остальные прижизненные вопросы щёлкаются им, как семечки.
Герман Гессе2в этом месте кивнул нам одобрительно: «Чтобы достигнуть возможного, нужно неустанно пытаться достичь невозможного…»
Ну, так заглянем и уже не мельком в колыбель философии, в Древнюю Грецию…
«Какая Марья без Ивана//Какая песня без баяна»,3какая дума без дивана, какая Древняя Греция без Сократа?!
Слова Сократа из уже упомянутого нами диалога: «В каждом из предметов мы отмечаем, как он явился на свет, как сделан, как составлен, и называем прекрасным то, что пригодно, смотря по тому, как оно пригодно и в каком отношении, для чего и когда; то же, что во всех этих отношениях непригодно, мы называем безобразным…»
Фактор целесообразности Сократ признавал главенствующим. И утверждал, что одна и та же вещь может быть и прекрасна, и безобразна, всё зависит от того, насколько хорошо она отвечает своему назначению. Это если в пересказе. А когда бы древний грек выучил русский только за то, что на нём разговаривал Толстой4, мысль его прозвучала бы так: «Всё хорошо и прекрасно по отношению к тому, для чего оно умело приспособлено…» Но не забудем, что Сократ в диалогах Платона – платоновский Сократ, и сколько в нём осталось от Сократа подлинного, сказать трудно.
А что же сам Платон?
По Платону до рождения душа человека пребывала в сфере красоты и чистой мысли. Ну и конечно, наслаждалась и тем, и другим. На земле, облечённая в тело, душа человека воспринимает всё красивое как отблески той, горней красоты Высших сфер. Для земного же восприятия красоты необходимы качества меры и пропорции, образующие прекрасное и превосходное. Философия Платона, как и мейерхольдовская птица-искусство5, одним крылом в небе, вторым – на земле.
Аристотель, ученик Платона. Не только ученик, но и друг, который, впрочем, не дороже, чем Истина6. Аристотель решительно «заземлил» красоту. «Ищем прекрасное на Земле», – девиз Аристотеля номер один. «Не забывай измерить прекрасное перед тем, как восхититься им» – девиз Аристотеля номер два.
«Величина» и «порядок» выступают необходимыми и универсальными признаками красоты по Аристотелю. Прекрасное должно иметь определенную величину, не может быть прекрасным ни чрезмерно большое, ни чрезмерно малое существо, а только – гармоничное в определённом соотношении частей целого.
Существо чрезмерно малое не может быть прекрасным, «так как обозрение его, сделанное в почти незаметное время, сливается».
Существо же чрезмерно большое не является прекрасным по той причине, что «обозрение его совершается не сразу, но единство и целостность его теряются для обозревающих, например, если бы животное имело десять тысяч стадий длины».
Возможно, некому высокому чувству меры уподобил Аристотель красоту. Некому совершенному математическому государству, где царят порядок, соразмерность и определённость.
На будущее и «навырост» скажу Вам, что Россия пошла иррациональным, мистическим, платоновским путём. В то время как западная цивилизация выбрала рациональную, просчитанную аристотельскую дорогу.
Если продолжать линию «учитель-ученик», то далее идёт ученик Аристотеля – Александр Македонский. Персонаж для постижения красоты неудачный. Он считал, что разбитое войско неприятеля и есть высшая красота.
Ну вот и все греки! Это если не очень залезать в философские дебри… Строго говоря, не с того я начал. Начинать мне надо было с Древнего Китая. Лао Цзы подревнее Сократа будет. Послушать Лао Цзы – всё просто: если нечто наполняет Дао, это нечто становится прекрасным. С уходом Дао уходит и красота. Осталось потратить жизнь на то, чтобы понять, что такое Дао, и тогда – полный порядок.
Серкидон! Изо всех сил буду я пробовать сводить сложное к простому, к этакому рабоче-крестьянскому курсу постижения прекрасного. Дабы Вы сначала научились высекать искры красоты из выхолощенного обывательского существования, а затем и занырнули в красоту с головой.
Теперь собьюсь на личное. Вы, вероятно, заметили, что давненько не получали Вы от меня писем. Могли бы даже обеспокоиться – а не заболел ли Ваш упорный письмописец и шуткотворец. Нет, со здоровьем всё в относительном порядке. Конечно, в Вашем возрасте я был заметно бодрее, но и нынче, бывает, сбегаю с лестницы бодрым пупсиком. Иногда даже скатываюсь… Перерыв в нашем общении связан с тем, что разговор о красоте для меня оказалась неожиданно трудным. Многое в себе мне пришлось пересмотреть. А пересмотр в солидном возрасте сопряжён с явлениями болезненными. Но я сдюжил, хотя было не просто. Пару раз, готовясь к этим писания, я не на шутку взгрустнул. Доложу по порядку.
Первый раз, когда я определил для себя, что основной потребитель красоты – человеческая душа. Основной, но не единственный. Если Земля по какой-то из причин обезлюдит, производство и потребление красоты на планете не прекратиться.
Приведу, пожалуй, самый яркий (ярко синий) пример. Прошу любить и жаловать – австралийские птички шалашники. Порывался о них написать, да не дописал… Самцы этих птичек чуть крупнее воробья, но по эстетическому восприятию мира шалашники превосходят наших жителей чердака на две, а то и на три, птичьи головы. Для своих самочек строят эти пернатые умельцы беседки-шалаши. Сооружения сложные и массивные. Но самое замечательное то, что сами беседки и площадку перед входом шалашники украшают. Чем? Да тем, что под клюв попадёт. В ход идут и ракушки, и блестящие жучки, и кривые прутики, и крылья бабочек, и ягодки, и лепестки цветов. Самым ловким птичкам удаётся упереть бусинки либо ювелирные украшения. И не плутовства ради, а украшения для. Но и этими стараниями дело не заканчивается. Особо креативные особи раскрашивают стены своих дворцов-шалашей мякотью фруктов, используя в качестве кисточки кусочки коры. Как Вам, Серкидон, такое служение прекрасному?!
