Я ехал долго, Гуглкарты показывали «нигде»,
В окне туман, прямая трасса, по десятому разу музыка,
И пока была связь, все поглядывал на часы:
Ну вдруг ты напишешь.
Небо очистилось, зажглись звезды, стало скользко.
Морозный ноябрь. Я не поджигал мосты,
Гранату не кидал под прошлые отношения,
Но минулое комкалось рукописью на углях,
И я гнал туда, где, я думал, есть ты.
Я гнал от сожжённого второго тома – в продолжение.
Останавливался на заправках, чтобы хлебнуть воды,
Болтал с продавщицами и кассирами, жевал хот-доги,
И вспоминал будущее, яркое, словно сны,
Как сны эфемерное, как сны недолгое.
Ну вдруг ты напишешь…
Но телефон молчал.
И видения становились все ярче, отражались в окнах,
Я ехал и вообще-то не спал, но будто бы спал,
А потом было утро и незнакомый город.
***
Все чужие квартиры одинаковы, куда ни приедь:
Неудобный матрас, пружины впиваются в ребра,
Тупые ножи, гнутый штопор, комковатая соль,
Остатки масла подсолнечного в шкафу на кухне.
Здесь отвратительно холодно, подушка – продавленный блин,
Вода из крана течет ржавая и еле теплая.
Хозяйка желает мне доброго утра.
Я остаюсь один.
Меняю карточку и проверяю сообщения в телефоне…
Нет, я еще не настолько сошел с ума,
Чтобы на самом деле верить, будто бы ты напишешь.
Это просто игра. Но что-то сильнее меня
Волокло меня в этот город с домами под низкими крышами,
В город, названия-то которого я раньше не знал,
Пять унылых строчек во всеведущей Википедии,
Беспросветное уныние провинциального ноября.
Скажи, ты во двор-то сегодня выйдешь?
Я буду ждать тебя на лавке под ясенем, как всегда.
За футбольной «коробкой» на улице Космонавтов.
Гуглкарты показывают, что она существует, я потрошу рюкзак,
Надеваю под куртку свитер
И выхожу куда-то.
Бутсами взрытая пластмассовая трава,
Табличка: «Подарок городу от кандидата»,
Мечутся между хрущевками чаячьи голоса,
Подростки пинают мяч. Я присаживаюсь на лавку —
Тоже, наверное, подарок, три крашенные доски,
Ясень сыплет на них еще зеленые листья.
Шелуха семечек, стаканчик от кофе, обертки, бычки,
Утро, один в один
Похожее на стылый вечер.
Как ты мог появиться на свет в этом унылом аду,
Среди людей в черных куртках и серых кепках?
Женщина, похожая на пингвина, несет ведро
С мусором.
Я прикуриваю сигарету.
Среди этих подростков тебя, к сожаленью, нет.
Мокрые волосы, красные лица, пустая злоба.
Почти взрослые хищники – такие по вечерам
Отжимают у прохожих мелочь и телефоны.
И тут я. В оранжевой куртке и красном шарфе.
Тойота, припаркованная за домом.
Тропический попугай среди воробьев,
Мишень, по которой не промазать слепому,
Полтора метра, седые виски —
Престарелый паяц.
Интересно, здесь есть дурдом?
Я туда бы сдался.
На площадке орут приветственно, я поднимаю взгляд.
Сердце прыгает в горле загнанным зайцем.
***
Блядская серь, тупая шарага, еще батяня ушел в запой,
Пришлось гитару и ноут перетаскивать к Леське,
Она как всегда глазами рыбьими хлоп да хлоп,
Дышит прерывисто и чуть в трусы мне не лезет,
Серый говорит: да трахни ее, чувак,
Сама же легла и просит, течет – аж капает.
Ну то такое. Я Леське скорей как брат.
А сестер, отвечаю Серому, никто не трахает.
Мало ли чего там ей хочется, найдет себе мужика,
Выйдет замуж, а я наебенюсь на свадьбе.
Мелкая Леська еще, не врубается ни черта,
Сама не знает, как лучше.
Хорошо, хоть я знаю.
Я луплю по мячу как по батиной голове.
Зафутболить бы ее таким ударом в ворота.
И никак не получается сосредоточиться на игре,
Между лопатками чешется – зырит кто-то.
А вот, надо же, правда смотрит, пялится, открыв рот,
Дядька в п*дорской куртке и шарфике п*дорском.
Чё те надо-то?
И тут нам забивают гол,
И дядька как-то сам из головы вылетел,
А когда мы все же отыгрываемся, дядьки в помине нет.
Серый лезет в рюкзак за пивом,
Ноябрь лезет под куртку,
Белка лезет по ясеню вверх,
А в черепушку лезут мысли: а был там кто-то?
Пялился, будто я его потерянный брат
Или сын, или черт знает, призрак любимого дедушки.
Мы по пиву, потом закинуться коньяком,
Сверху залить кофе, чтобы не вырубиться.
А все-таки, был этот дядька с красным шарфом?
Был или просто мне примерещился?
Я тебя не искала. Мы просто вместе росли:
В соседних комнатах общаги блочного типа.
Ходили в один садик, в одном классе отсиживали зады,
Ховались от твоего бати, пробовали пиво, дурь, сигареты.
Ты обещал оторвать руки Витьке из пятого «В»,
Плакал у меня на плече, когда умерла твоя мама.
Был мне как старший брат, но начал являться во сне
В образе, не подходящем для старшего брата.
Класса с восьмого, едва закрою глаза,
Ты приходишь ко мне и ложишься рядом.
А в реале этого и не было никогда.
И вряд ли будет.
Мама говорит: «Развела тут драму,
Подбери сопли, найди другого,
Мужики все на одно лицо».
Маме виднее, через ее постель проходили десятки…
Но вот ты притаскиваешь ко мне гитару и ноут,
И убегаешь играть, оставляя свой запах,
Едва уловимый. Но он поселился в носу,
Проник в голову, где другим мужикам не найдется места.
Я обнимаю твою гитару и думаю: я-то кто?
Просто удобная Леська из твоего подъезда?
И ладно бы ты водил девчонок или любил кого,
Но я-то знаю, что ты еще девственник.
