– Да с какой такой стати я должна переться в эту херову пырловку! – встала в позу рыжая зараза.
– Деревню Юрловка, где, между прочим, активно строится сейчас коттеджный поселок для весьма состоятельных граждан, – невозмутимо поправил ее я, продолжая укладывать вещи в чемодан.
– Бла-бла-бла, плевала я, как эта мухосрань называется! Какого хера я должна туда переться?
– Потому что я уезжаю на три месяца и не смогу за тобой присматривать, – все так же невозмутимо продолжал я. Когда повторяешь упертой девчонке что-то в тысячу первый раз, глупо злиться. На Лизку я в принципе давно перестал раздражаться. И с самого же начала было понятно, что она, по своей сути, совсем не такая, какой старательно хочет казаться. Я все еще не докопался, что за травма заставляет ее являть миру личину хамовитой бунтарки. Но такие откровения не приходят сразу. В любом случае, если ты мужчина, то хоть в кровь разбейся, но держи свое слово и взятые на себя обязательства. А я с какого-то дуру пообещал этой мелкой фурии заботиться о ней. А значит, должен озадачиться вопросом, кто присмотрит за этим рыжим чудовищем на время моей последней командировки в одну из «дружественных африканских стран».
Хотя правильнее будет ее назвать ссылкой с чрезвычайно большой вероятностью вернуться на родину «грузом двести». Вот поэтому мне и нужно пристроить свою ржавую обезьянку в надежные и достаточно крепкие руки.
– Я тебе питомец, что ли, долбаный, чтобы пристраивать меня на передержку? – Лизка стиснула кулаки и прищурила зло свои глазенки.
– Нет, Лиза, ты человек, за которого я взял на себя ответственность. Но в связи с обстоятельствами, возникшими по прекрасно известной тебе причине, я должен пока делегировать эту ответственность другим людям.
– Бля, вот кончай это, Корнилов! Аж бесит, когда ты вот так невозмутимо умничаешь!
– Я тоже не в восторге от того, что мне приходится в который раз объяснять тебе вещи, которые ты и так прекрасно знаешь и понимаешь. – Я застегнул чемодан и поставил его на пол. – Ты собралась?
– Нет! И не хочу! – Лизка топнула в гневе, но тут же сделала брови домиком и шмыгнула носом, делая жалобный вид. О, вот сейчас на сцену выйдет няха-притворяха. – Ну почему я не могу остаться тут, в твоей квартире? Я буду вести себя идеально. Клянусь! Никаких гулянок. С кем гулять ?У меня и друзей-то нет. – Да-да, друзей-то, может, и нет, но компанию на потусить у нее просто феноменальная способность найти где угодно. Вот, правда, мозгов не нажить в той компании проблем на свою жопку еще нет. Плюс характер, что порох. – Буду как мышь под веником сидеть, честно! Ми-и-иш! Ну, пожалуйста-а-а-а!
– Нет, Лиза.
– Ну почему?
Потому что я не могу быть уверен, что никто тебя, дурынду, не обидит. Потому что ты раздолбайка, и если тебя не гонять, то учиться не будешь. Потому что я должен знать, что кто-то проследит за тем, что у тебя будет завтрак-обед-ужин и ты не усохнешь с голоду. И самое главное «потому что» – это то, что я совсем не хочу, вернувшись, если так повезет, узнать, что меня таки прицельно проучили за неповиновение полностью и ты пропала без вести, или твое тело нашли как-нибудь. Кто знает степень мстительности тех мразей, кто затаривался «свежим юным мясцом» в том поганом приюте? Да, Лизка нигде не фигурировала во время скандала. Эта мелкая засранка вообще пропала из загородного дома, где я и журналисты прятали приютских поначалу. А потом, пару месяцев спустя, просто подошла ко мне на улице. Выглядела как бомжонок, ей-богу, пахла так же. Тощая – хоть плачь, но взгляд все тот же дерзкий.
– Слышь, капитан, жить меня к себе возьмешь? – шмыгнув носом, спросила, натягивая рукава тонкой куртки так, чтобы спрятать замерзшие наверняка кисти. – А то на улице что-то стало холодать.
Ну я и взял. А куда ее денешь? Не в новый приют же пристраивать.
И да, мы с орионовцами слепили ей доки, по которым она якобы моя очень-очень дальняя родственница. Но этой филькиной грамотой можно было глаза только участковому и соседям прикрыть. Если ей заинтересуются спецы из моей конторы, то на раз выяснят, кто она. И если мне организовали эту предувольнительную последнюю (во всех смыслах может статься) командировку, то что с ней способны сделать – черт знает. Я-то и сразу хотел ее пристроить кому-нибудь, дом найти понадежнее моего. Но эта рыжая зараза пригрозила сбежать опять.
– Потому что не можешь, Лиза, и мы уже об этом говорили. Я должен точно знать, что ты в порядке и под присмотром.
А еще то, что если меня и привезут на родину в цинковом ящике, ты не останешься совсем одна.
– А ничего, что мне уже восемнадцать?! – вмиг из жалобного пушистика выскочила истинная натура рыжей уличной бойцовской кошки. – Ты, на хрен, не смеешь распоряжаться мною!
– Смею. И это, как и то, что ты прекращаешь ругаться, было у нас изначально обговорено. Или ты не собираешься держать свое слово?
– Засранец! – огрызнулась Лизка, но сдулась. Она упертая, взрывная, бесится от контроля, но честная. Если что пообещала – задней не включит. За это я ее… Короче, привязался очень.
– Иди, вещи собирай, обезьянка.
– Здрасти, – едва не плюнула через губу Лизка, выбираясь из машины во дворе нового коттеджа семейства Камневых, когда я открыл ей дверцу.
На самом деле, выбор был между роскошным особняком Стального короля и домом Камневых, едва справивших новоселье. Я решил все же пока озадачить Камневых. От города подальше, соблазнов Лизке поменьше. И интуиция мне подсказывала, что с Роксаной она не только поладит, но и, даст бог, откроется ей, хоть чуть. Было в этих двух особях женского пола что-то похожее. Что-то, что иногда еще мелькало в глазах Роксаны, а вот в зеленых зенках моей ржавчины жило все время. Когда-нибудь разберусь. А может, и не я, а хороший парень, которого я для начала проверю на все, вплоть до того, если ли у него, мать его, глисты.
Короче, Камневу, с ее, само собой, пробитым мною прошлым, я счел лучшим вариантом, нежели слишком уж мягкую, как по мне, Александру уже Шаповалову.
Роксана и просечет, как говорится, все хитрости ржавой обезьянки, и на место поставит эту языкатую.
Нас прямо вся орионовская делегация встречала. Три, блин, богатыря как на подбор. Мрачный, с острым взглядом Камнев, вечно чему-то скалящийся, белобрысый Боев и слегка раскабаневший на хороших харчах Шаповалов. Мужик с какими-то волчьими глазами. Смотришь в них и не знаешь, что он сделает в следующую минуту: атакует или улыбнется во все тридцать два. И всех их с определенного времени я рискую называть друзьями. Не вслух, конечно. Хорошие люди и правильные мужики. При всем том, что точно знаю, что сделали. Иногда быть хорошим – это вовсе не носить нимб и поступать в рамках закона. Что поделать, реальная жизнь далека от справедливости.
