Этот мир – гора, а наши поступки – выкрики. Эхо от выкриков всегда возвращается к нам.
Анхель де Куатье «Схимник»
Я отличная актриса, кто бы мог подумать. Столько лет играть роль и ни разу – просто ни разу – не сбиться с текста, не выйти из образа, не перепутать жесты… Если бы это был сериал, мне определенно присудили бы «Оскара» за главную женскую роль. Но, к сожалению, это не кино, это даже не роман – это моя жизнь. Жизнь, которую я собственноручно придумала, срежиссировала и сыграла. Я знаю, что вместо вожделенного «Оскара» меня ждет расплата за все, что я сделала. Но все это уже не важно. В жизни, как выяснилось, вообще мало что важно…
Аделина
Каждое утро я благодарю судьбу за то, что мне не приходится буквально отрывать себя от подушки, чтобы тащить тело на ненавистную работу. Наверное, это не совсем верно, и дело не в судьбе, а в том, что я собственными руками выстроила то, что имею сейчас, и именно я сделала так, что утром, открыв глаза, чувствую прилив сил и огромное желание поскорее оказаться там, где нужна, где меня ждут и смотрят с надеждой. Любимая работа – это все-таки очень важно.
Именно с такими мыслями я проснулась и сегодня, встала, открыла настежь окно и зажмурилась от яркого солнца, мгновенно заполнившего всю спальню. Июнь в этом году радовал теплой погодой и полным отсутствием дождей. Меня такая погода всегда мотивировала и вдохновляла, потому все, за что я бралась, шло гладко.
Сверившись за чашкой кофе с ежедневником, я спланировала предстоящий день, прикинула, во сколько смогу закончить работу и покинуть территорию возглавляемой мной клиники, и написала сообщение подруге. Мы собирались встретиться вечером и обсудить отпуск. Да, в кои-то веки я решила взять паузу на десять дней и поехать отдыхать в компании Оксаны. Ее муж Сева не возражал, скорее даже настаивал на нашей поездке, порекомендовав на выбор несколько мест, где мы могли бы без помех отдохнуть и расслабиться. Не знаю, как Оксане, но мне это было просто необходимо. За прошедший год я столько работала, что даже сама почувствовала, как устала. Да и состояние здоровья стало меня беспокоить, хотя я, как и практически все врачи, отношусь к этому довольно наплевательски. Но после полученного ранения в шею меня то и дело стали мучить то ночные страхи, то головные боли, и я рассудила, что оставлять это без внимания нельзя в первую очередь потому, что мое состояние может отразиться на моих больных. Какой из меня хирург с головной болью? Правильно, никакой.
Удар топором я получила год назад – отец одной пациентки напал на меня на парковке у дома, желая отомстить за, по его мнению, нарушенное право родителя запретить лечение ребенка. Но в той ситуации я просто не видела выхода – лицо девочки было обожжено кипящим маслом, и мы – в основном, конечно, хирург Матвей Мажаров, а потом уж я – решили, что операция необходима. Отец же, какой-то особо исступленный сектант, не дал бы разрешения на манипуляцию, и мы с Матвеем, заручившись поддержкой соответствующих инстанций, прооперировали ребенка. Мне, кстати, повезло больше, потому что свою соседку, которая и привезла девочку в нашу клинику, этот сумасшедший зарубил. Меня же спас Матвей, вовремя оказавшийся рядом и сумевший частично отразить нападение, иначе моя голова отлетела бы, как кочан капусты. А так топор только повредил мягкие ткани шеи недалеко от сонной артерии, что в общем-то тоже можно считать везением. Матвей не дал мне истечь кровью, зажимая рану руками до самой операционной, и через некоторое время сам провел пластическую операцию по устранению рубца. Я довольно долго тренировала руку, но в конце концов снова смогла встать к операционному столу и продолжить заниматься своим делом.
Мажаров… мои мысли снова вернулись к нему. Не знаю, чего мне не хватало, чтобы ответить ему взаимностью на ухаживания. Умный, талантливый, недурен собой… Но меня что-то держало, что-то такое внутри не позволяло окончательно расслабиться и проявить какие-то эмоции. Мы довольно часто ужинали вместе, ходили в театр, иногда просто гуляли в выходной где-нибудь за городом, но переступить грань, за которой заканчивается дружба и начинаются романтические отношения, я так и не могла. Возможно, к этому меня подталкивала наша совместная научная работа. Я уже проходила такое – мой первый мужчина тоже был хирургом, тоже вел разработки в области пластической хирургии, был моим научным руководителем – и совершенно спокойно и без угрызений совести присвоил мою работу, не указав даже моего имени в статье, а потом и вовсе уехал в другой город, даже не потрудившись сообщить об этом. Такое предательство совершенно отучило меня верить мужчинам.
Работать с Мажаровым было комфортно, я понимала, что вряд ли он способен на такую подлость, как Одинцов, но память о прошлом заставляла меня поддерживать только дружеские отношения. Матвей оказался терпеливым, не торопил, не намекал, не пытался сам перешагнуть черту. Оксана считала, что именно его нерешительность заставляет меня отвергать Матвея. Но дело было совершенно не в этом – нерешительным хирурга Мажарова назвать было никак нельзя. Правда, мне иногда казалось, что и Матвею не дает покоя его прошлое, в котором он тоже столкнулся с предательством, а потому теперь никак не мог до конца доверять женщинам.
Матвей вырос в приемной семье, его родная мать с легкостью отказалась от сына и отдала его совершенно чужим людям, которые, к счастью, вырастили его как родного и дали то образование, которое он хотел получить. Но отношения с женщинами не складывались. И что могло получиться в тандеме людей с таким грузом прошлого? Скорее всего, ничего хорошего. Значит, мы поступали правильно, ограничиваясь только работой и дружбой.
Мажаров не появился на утренней планерке, хотя у нас не было заведено подобное – все должны присутствовать на обсуждении планов на день. Я решила выяснить причину сама, но, уже направляясь в ординаторскую, вспомнила, что нужно зайти в приемное. Мажаров обнаружился там – что-то быстро набирал на клавиатуре, сидя в кабинете для приема.
– Ты почему на планерке не был?
– Моя очередь в приемном сидеть. Как планы на вечер?
Ох ты, я и забыла совсем… и уже с Оксанкой договорилась.
– Мои изменились, – стараясь, чтобы в голосе появились слегка виноватые нотки, сказала я. – Можем перенести?
– Без проблем.
Мы наскоро обсудили новую пациентку, и я вернулась в кабинет. Операций на сегодня у меня назначено не было, так что появилась возможность заняться текущими бумажными вопросами. До самого обеда я разбиралась в накопившихся документах, в очередной раз давая себе обещание никогда не накапливать их, а читать и подписывать сразу. Тут, правда, я слегка преувеличивала – привычки складывать бумаги в одну кучу и читать их, только когда время подожмет, у меня не было, а то, что лежало на столе сейчас, скопилось всего за два дня. Вчера на это не было ни времени, ни сил – я вышла из операционной поздним вечером, а в таком состоянии изучать документы вряд ли кто-то бы смог.
