В одной из Книг Памяти Юве́а-Да́рга, в цикле, посвящённом утрате Мергало́на и её предыстории, есть такое четверостишие:
Залы, троны и дорожки —
Королям обычным, прошлым.
В Хааска́те обновлённом
В поле спит вожак верховный.
Кто был тем весёлым поэтом, невпопад, в серьёзную историческую книгу, вписавшим данные строки, неизвестно. Скорее всего, это был кто-то из юных предносящих – учеников магов Круга Ожидания, и остаётся только догадываться, какое наказание он понёс за свою выходку, и понёс ли вообще, стих-то ведь оставили.
Речь в нём идёт, конечно, о Вулга́ре – первом избранном короле новой эпохи, которого сами маги и нарекли данным именем, и, в значительной степени, довели до трона. Однако, надежд, возложенных на него, Вулгар, названный от рождения Цзарой, никак не оправдал, и великих целей своих маги через него так и не достигли. Хотя, туа́мы – жители страны, которой стал править Вулгар – навсегда запомнили помощь магов и объявили о постоянной защите Круга Ожидания и Башни Ювеа-Дарга. Поэтому маги всё же получили свою выгоду во всей этой истории и всегда с большим уважением во всех своих летописях отзывались об этом до поры до времени никому неизвестном туаме. Тем боле что не было его вины в том, что вся эта история закончилась не так, как планировали они.
До сих пор неизвестно, как они нашли его, хотя в этом нет ничего удивительного – ведь они располагают наследием вала́ров. Другой вопрос – почему они выбрали именно его, ведь даже никто из предков этого юноши никогда не занимал ни должности вождя своего племени, ни даже должности кого-нибудь к вождю приближённого. Кстати, вообще неизвестно о происхождении и жизни предков Цзары, ясно только то, что самые далёкие его пращуры пришли вместе со своим народом на территорию Хаа́ска давным-давно с Дальнего Запада, на котором ныне обитают одни иноду́мы.
Всё своё детство Цзара провёл в степи, принадлежавшей племени Дождей, с которой оно не укочёвывало в те времена несколько долгих лет – просто некуда было кочевать. К семнадцати годам Цзара уже соорудил свой арду́ – переносное жилище туамов-кочевников, научился охотиться в одиночку и изготовил собственный лук из слизнякового дерева – в общем, сделал всё, чтобы стать мужем. Почти весь народ туамов, кроме, разве что, племени Высоколазов, следовал подобному обычаю, а именно: мужчина, достигший совершеннолетия, не имел права брать жену и заводить детей, пока не обзаведётся некоторым хозяйством и не овладеет навыками, необходимыми для жизни и блага будущей семьи. Женщину, готовую стать его женой, Цзара уже давно выбрал, поэтому ему оставалось только одно: убить большого ниву́ра и принести его на совет приближённых к вождю туамов, дабы сие собрание решило – готов ли он к ипостаси мужа-охотника, или же ещё нет. Именно в этот ответственный для юноши день и случились те решающие события, благодаря которым, река его жизни сделала резкий и неожиданный поворот.
Выйдя в степь с самого раннего часа, в то время, когда сонные ещё и проголодавшиеся за ночь нивуры – массивные стадные животные наименее бдительны, Цзара быстро почуял запах пастбища. Идти пришлось недалеко, так как стадо остановилось совсем рядом с долгосрочным лагерем племени, на берегу реки Желтова́рой. Правда, обосновалось оно по левую сторону Скудняка – ручья-притока Желтоварой, и его пришлось переплывать, поднявшись на несколько сот шагов вверх по течению.
Долго и упорно молодой туам подбирался к водопою нивуров, прежде чем выбрал из них самого смелого и самоуверенного – того, который не боялся уходить дальше всех о стада. И в решающий момент он, подобно дикому хищнику, бросился из высокой травы на загривок огромному животному, намереваясь в несколько мгновений перерезать тому горло. Но нивур одним мощнейшим толчком скинул юношу с горба, располагавшегося между его лопаток, и рванулся в сторону от повисшего у него на шее Цзары. Туам вцепился в жирную волосатую шкуру животного изо всех сил и не выпустил бы её, даже несмотря на то, что ударился головой о камень, если бы не видение, пришедшее откуда ни возьмись сквозь вспышку света перед глазами, сопровождавшую болезненный удар.
Цзара в нелепой позе остался сидеть на земле, ошалело глядя в сторону убегающего нивура. Перед глазами его, постепенно ускользая куда-то, словно дым, сдуваемый ветром, всё ещё маячил образ возникшего в упущенный момент всадника на белом скакуне, прижавшего к губам скрученный вдвое рог. Но не так важно было само видение, сколько звук, пришедший издалека – Цзара мог поклясться, что он был реальным. Только вот Рог Сердец, а уж тем паче племени Дождей, туамы не использовали со времён незапамятных.
Схватив лук и костяную палицу, забыв и о нивурах и об обряде, Цзара, помчался к селению. Оказавшись там через несколько минут, юноша увидел странную картину: совет приближённых к вождю, похоже, не стал ждать и начался без него, причём на топоте, а не у арду шаманов, как полагалось, и собрались на нём чуть ли не все соплеменники Цзары. И что больше всего бросалось в глаза – лица туамов были какие-то тревожно-скорбные.
Стараясь не привлекать особого внимания (впрочем, старайся он даже делать обратное, у него это вряд ли бы получилось – все напряжённо вслушивались в голоса вождя и шаманов), Цзара потихоньку подошёл к краю площади. Площадь эта среди туамов называлась обычно топотом – так как являла собой место, свободное от торчащих вокруг куполов арду и была больше всего вытоптана ногами. В центре топота был сложен большой очаг племени, который разжигали с наступлением вечера. Подле очага стоя, а не сидя на земле, как полагалось на больших советах, разговаривали, то задумчиво глядя в землю, то вспыхивая гневом и яростно жестикулируя, то обречённо опуская руки, главы самых уважаемых в племени семей, оба шамана и сам вождь Тку́нтву. Цзара встал в один ряд с туамами, образующими вокруг говорящих плотное кольцо и прислушался.
– Были же предложения перекочёвывать этой весной, – сокрушённо бросил, ни к кому не обращаясь и вообще глядя в землю, Двэ́взу – престарелый туам, давно вышедший из возраста охотника и верховодивший уже долгое время «земляным делом» – добычей женщинами в лесу и степи кореньев, растительных приправ и компонентов для снадобий.
– И что тогда? – зло скривившись, спросил Туэ́тца, отвечающий за запасы всего съестного содержания, заготавливаемого племенем впрок. – Сква́рны пришли бы в эту степь и, не найдя тут племени, отправились бы в Мергалон с пустыми руками? А по́дать бы мы каким образом им платили? Птицам к лапам привязывая?
