Снова пошёл. Дождь. Серая, то на время проясняющаяся, то опять резко затуманивающая всё вокруг сырая помеха. Вонючая портянка, свисающая прямиком с грёбаных небес.
У дождя, впрочем, как и у большинства других явлений этого двуличного мира, есть и полезные стороны: например, в несколько раз меньше вероятность попасться на чьи-нибудь нежелательные глаза, да и видимость у этих глаз, благодаря нему заметно ниже. Третья сторона сама по себе двулика: неизвестно почему, сильно притупляется чувство единения со страхами и болью тех, кто ещё жив, но уже балансирует на грани. И кажется, находясь под ним, что не так страшно и не так больно самому. Однако порой связь притупляется настолько, что можно даже слегка потерять направление, и в такие моменты Желвак сам начинает балансировать между боязнью не успеть и тупой злостью на всё и вся, почти переходящей в желание повернуть.
Заброшенный пустырь на окраине города. Ну да, подобные сигналы обычно из таких мест и исходят. Долгий ужас, замораживающий тело и расслабляющий сфинктеры выделительной системы. Бесконечное ожидание ещё более страшного, почти переходящее местами в смирение. Оно уже давно то утихает, то вновь взвивается к наивысшей точке, словно льющий вокруг дождь.
Желвак знает, что этот страх будет длиться ещё долго, и он точно успеет на место, до того как в этом исчезнет необходимость, но всё же торопится, как может, чувствуя что вновь и вновь перекашивается лицо от новых волн ужаса. Вот уже замелькали ржавые двери заброшенных гаражей – уродливых сиамских близнецов с одной головой-крышей на всех. Где-то здесь, совсем рядом, но не в гаражах, нет, он это чувствует – не тем органом, что принимал флюиды жертв, а чем-то другим, наверное, носом… да и по опыту можно было понять – не может этого быть в таких гаражах.
Дождь снова усилился, но возрос и сигнал, и Желвак бросился ниже, к реке в кучу замшелых полуразвалившихся хибар и спустя несколько секунд, привалился спиной к одной из этих огромных деревянных поганок, о существовании которых давно забыл город, направивший свою экспансию вниз по течению.
Теперь нужно было немного пораскинуть мозгами. По правде говоря, обычно в таких случаях для жертвы большого риска нет при освобождении: скорее всего какой-нибудь сорокалетний педофил, который упадет при первом же звуке на пол и будет умолять, чтобы его «пожалуйста, только не били». Или пара неудовлетворённых подростков, насмотревшихся извращенских фильмов и поймавших сверстницу. Или сверстника. Однако действовать нужно было осмотревшись. Что если человек стоит на цыпочках в петле на ускользающей из-под ног бочке?
Желвак, послушав с полминуты не нарушаемый ничем шум дождя, подкрался под одно из окон без рамы и медленно-медленно заглянул внутрь. Полуразрушенная крыша с просветами ватного неба; темные стены, напоминающие стены нормального жилища только наличием вертикальной плоскости и ничем больше; запах гнили и какой-то свежей тухлятины… упавшие от потолка балки и выгнувшиеся доски; свисающие с них какие-то цепи, палки, верёвки… стол посреди помещения; стоящий перед ним человек. Здоровенный, грузный, с выбритым затылком и чуть вогнутыми внутрь толстыми ногами. Человек что-то долго рассматривает, стоя спиной к окну, и тяжёлые капли с пролома в крыше падают на кожаную его куртку, издавая щелчки, словно звуки метронома, отмеряющего время, оставшееся заложнику.
Человек неожиданно принялся колотить что-то на столе, вроде бы молотком, из-за чего ощущение страха, врывающегося в голову Желвака мгновенно усилилось и Желвак тут же понял, где находится боящийся. Осталось лишь выбрать подходящий момент… Грузный детина перестал стучать и поднял перед собой какую-то свисающую с руки цепь… цепь от велосипеда… нет – от бензопилы…
– Эй! – раздался его высокий голос. – Ты что там притихла? Извини, кошечки закончились, но я тебе другой подарочек приготовил, – с этими словами он направился к дальнему от реки углу дома и Желвак пригнулся. Раздался скрип, удар крышки подвала о трухлявый пол, а затем хриплый стон обречённого бессилия. Страх усилился так, что у Желвака перехватило солнечное сплетение. Он больше не ждал, запрыгнув прямо в окно, располагающееся в полутора метрах от земли.
Пол под ногами хрустнул, но не провалился. Ублюдок обернулся, но не кинулся прочь, как Желвак ожидал, не присел и даже, кажется, не особенно испугался. В глазах его было лишь крайнее удивление. Желвак двинулся на него особенно не торопясь, но и не церемонясь, придумывая на ходу, как ударить так, чтобы не пришлось после ничего изобретать.
Ублюдок бросился первым, головой вперёд, словно вместе с Желваком хотел снести и дверь за его спиной. Что ж, тем лучше. Удар пришёлся в лоб, а не в нос, как он рассчитывал, голова противника не повернулась ни вверх, ни вбок, отчего он отлетел назад с удвоенной силой, кажется, лишь оглушённый. Желвак подошёл к открытому люку в подвал.
Лицо его, при таких делах всегда искажённое тоскливой гримасой на миг скривилось до невозможности. Из ямы остро несло протухшим мясом. Дно её было обильно посыпано изувеченными трупами кошек и мелких собак, и среди них на коленях с вздернутыми вверх руками сидела почти голая, вся с ног до головы перепачканная в засохшей крови и грязи женщина, от запястий которой вверх тянулась верёвка, обмотанная вокруг железнодорожного гвоздя в полу. Желвак встретился с её отупевшими от страха глазами и хотел, было, перейти на ту сторону, чтобы для начала освободить её руки, чувствуя как тугая злость, словно изжога, всё больше подступает к горлу, как вдруг случилось неожиданное: маньяк вскочил на ноги.
Желвак резко обернулся и отпрянул от цепи, просвистевшей подле. За мгновение до того, как он увидел глаза этой мерзости, в голове его ещё были какие-то мысли, он мог бы ещё подумать о том, что можно сделать всё аккуратно, но уже в следующий миг он потерял контроль над собой. Ненависть, тоска и напряжение этого вечера перевалили через край, вырвались наружу и взорвались, словно оболочка новой звезды. Тугой звук сломавшихся рёбер, хрустнувшие, как будто вафельные, зубы, и, в конце концов, свёрнутая шея, а может даже и проломленный череп – всё это явилось итогом будто бы одного мимолётного события, настолько быстро оно произошло и для Желвака и для того, кто мог бы наблюдать за ним со стороны.
Кровь отхлынула от головы, Желвака слегка затрясло. Страх заложницы отпустил его, и по телу как обычно в таких случаях разлилась какая-то смесь облегчения с таинственной новой энергией. Ощущения, как после оргазма, если до него мучила какая-то боль, которая вмиг улетучилась.
