Грифф с трудом приоткрыл один глаз, но тут же зажмурился от острой боли.
Его мутило, лицо чесалось от прорастающей щетины, немытое тело требовало ванны. Сделав над собой усилие, он попытался припомнить, где был и что делал накануне вечером, но так ничего и не вспомнил, лишь голова разболелась еще сильнее.
Стараясь не обращать внимания на пульсирующую боль в висках, Грифф сосредоточился на иных, более приятных ощущениях. Спиной он прижимался к чему-то мягкому, как будто подбитому ватой. Не похоже, чтобы это была его кровать. Вероятно, это и не кровать вовсе. Грифф чувствовал, что его укачивает. Что это: побочный эффект похмелья или он действительно куда-то едет?
– Грифф. – И когда трудно, словно сквозь вату, в уши пробился спокойный голос, он не сразу понял, кому этот голос принадлежал. Понятно было лишь, что говорила женщина.
«Чума на твою голову, Халфорд! В следующий раз, когда ты решишь с кем-нибудь переспать после месячного воздержания, постарайся на худой конец остаться трезвым, чтобы потом было что вспомнить!»
Грифф проклинал себя за несусветную глупость. Лишь беспримерное по срокам воздержание могло заставить его поддаться искушению женской плоти, кому бы она ни принадлежала. Он понятия не имел, что это за женщина, лишь ощущал неуловимое женское присутствие. Сделав глубокий вдох, он почувствовал запах духов, отнюдь не дешевых.
Проклятье! Пожалуй, пятью фунтами тут не отделаться – придется раскошелиться на драгоценности.
Что-то не слишком острое воткнулось ему в бок.
– Просыпайся.
Похоже, ему знаком этот голос. Одной рукой по-прежнему прикрывая глаза, другой он пошарил вокруг себя и нащупал то, что ему показалось юбкой, сшитой из плотного шелка. Рука его заскользила вниз, и вот уже пальцы сомкнулись вокруг обтянутой чулком женской лодыжки. Виновато вздохнув, он нежно провел большим пальцем вверх и вниз по изящной ножке.
Уши его заложило от возмущенного окрика. Обладательница тонкой лодыжки чем-то больно шлепнула его по голове, которая и без того раскалывалась от боли.
– Гриффин Элиот Йорк, опомнитесь.
Вот черт!
Мгновенно забыв о боли в голове и рези в глазах, Гриффин подскочил, ударившись головой о низкий потолок. Подтвердились его самые худшие подозрения: он вовсе не в своей спальне и не в чужой, а в карете. И сидевшая напротив женщина ему очень даже знакома – знакомее некуда, как и двойная нить рубинов на ее шее, как и элегантная прическа из серебристых волос.
Грифф и женщина в ужасе уставились друг на друга.
– Мама?
Она еще раз ударила его по голове сложенным зонтиком.
– Проснись!
– Уже! Я уже проснулся! – воскликнул, вскинув руки вверх, Гриффин, заметив, что мать заносит зонтик для очередного удара. – Видит Бог, я, наверное, больше никогда не смогу заснуть – так ты меня напугала.
Несмотря на то что в карете было, пожалуй, даже слишком жарко, Гриффин зябко поежился. Желание поскорее принять ванну стало еще острее.
Выглянув в окно, он не увидел ничего, кроме бесконечных зеленых холмов, по которым пробегали тени от облаков, и, судя по этим теням, время близилось к полудню.
– Где мы, черт побери? И что все это значит?
Воспоминания о вчерашнем вечере оставались отрывочными и смутными. Положа руку на сердце, подобные ощущения при пробуждении не были для него внове, но все же с тех пор, как подобное случилось с ним в последний раз, немало воды утекло. Он думал, что пьяные загулы остались для него в прошлом. Так что же все-таки с ним вчера стряслось?
За ужином Гриффин выпил немного вина – не больше, чем обычно выпивал за ужином, но когда принесли рыбу, ему показалось, что посуда на столе поплыла куда-то.
И затем наступил провал в памяти.
Проклятье, ему подсыпали что-то в вино!
И похитили.
Голова его мгновенно прояснилась.
Те, у кого он оказался в плену, наверняка вооружены, тогда как при нем не было ни ружья, ни ножа – одни лишь кулаки. Принимая в расчет отличную реакцию и стремительно проясняющееся сознание, он оценивал свои шансы выйти из переделки живым пятьдесят на пятьдесят. Но ситуация усугублялась тем, что похитили еще и его мать.
– Надо сохранять спокойствие.
– А как же иначе? Беспокойство дурно сказывается на цвете лица, – ответила герцогиня, привычным жестом прикоснувшись к рубинам на шее.
Кстати, о рубинах. Гриффин нахмурился.
Трудно представить себе похитителя, который оставил бы при жертве драгоценности стоимостью несколько тысяч фунтов. Да и увозить пленников в их собственной карете с фамильным гербом тоже не очень-то умно.
Черт!
– Это ты…
– Что, простите? – Мать в притворном недоумении приподняла брови.
– Это сделала ты: что-то подсыпала мне в вино за ужином, а потом меня затолкали в карету. – Гриффин нервно провел рукой по волосам. – Господи, как ты до такого дошла?
Герцогиня, устремив взгляд в окно, пожала плечами. Вернее сказать, это был лишь легкий намек на движение: его мать не снизошла бы до такого пошлого жеста, как пожимание плечами.
– Ты бы никогда не поехал добровольно, даже если бы я попросила.
Невероятно!
Грифф закрыл глаза, напомнив себе, что мать у него только одна, как у всех смертных. Это она носила его в своем чреве и рожала в муках. Впрочем, лучше не думать о физиологии. Безуспешно попытавшись заставить себя забыть, что его мать женщина и у нее имеются лодыжки, он спросил:
– Где мы?
– В Суссексе.
Суссекс. Одно из немногих графств в Англии, где у их семьи нет никакой недвижимости.
– И с какой целью, смею спросить, мы так торопились попасть в Суссекс?
Едва заметная улыбка заиграла на губах герцогини.
– Чтобы ты встретился с будущей невестой.
Грифф лишился дара речи.
– Ты… Ты… Что за бес в тебя вселился? Тебе нечем себя занять? Как тебя назвать после этого?
– Смею напомнить, что ты восьмой герцог Халфорд, – с достоинством сообщила ему герцогиня. – Я знаю, что для тебя это мало что значит. Кутежи, карты, бесцельное прожигание жизни, а все это год за годом, – ты словно задался целью порочить имя, которым гордились многие поколения твоих предков. Самое меньшее, что ты можешь сделать, это дать жизнь новому поколению, к воспитанию которого я еще смогу приложить руку. На тебе лежит ответственность за…
– За продолжение рода. – Грифф закрыл глаза и ущипнул себя за переносицу. – Мне об этом уже говорили. Неоднократно.
– В этом году тебе исполняется тридцать пять, Гриффи.
– Да. Из чего следует, что я несколько староват, чтобы продолжать звать меня Гриффи.
