1. ГЛАВА 1
Часть 1. АД
Ветер рвет листья с ясеня
За месяц до срока.
Утихни; жесткость твоя
всего лишь рождает музыку:
творит красоту распада,
поэзию краха.
Билли Холм, «Август в Уотертоне, Альберта».
Глава 1
А.Д.
Чумазую девчонку в потертых ботинках звали Эмилия.
Эмилия Петрова — сочетание такое же нелепое, как яркая помада на губах пятиклассницы. Как ванильный привкус у кофе. Или как ботинки в августе.
Хотя в ту ночь мне было на это плевать: тогда я даже имени ее не знал.
И уж тем более не мог предположить, что Эмилия Петрова собирается меня убить.
В начале первого я вышел из дома. Дождь к тому времени прекратился, успев превратить тропинку в месиво из грязи, пожухлой травы и мусора, так что к дамбе пришлось идти по дороге.
«Кувшинка» — так эту дамбу называют местные. Говорят, с высоты она похожа на этот цветок, но я никогда не видел ее с высоты, а вблизи это место напоминает зону отчуждения: запах сырости, уродливые бетонные плиты, с которых хлопьями свисает облупившаяся зеленая краска, и кучи мусора.
Дамба делит район на две части. С одной стороны, за кирпичными заборами, торчат светлые домики с черепичными крышами. С другой — жмутся друг к другу угрюмые серые гостинки.
С утра до вечера дамбой и окрестностями завладевают жители гостинок: рыбаки с кожей цвета вяленых томатов, мамаши с орущими детьми, собачники и влюбленные парочки.
Ночью обстановка не лучше: того и гляди набежит стая бездомных шавок. (Однажды одна из них до крови разодрала мне правую лодыжку, но уколы я делать отказался).
Рыбаков сюда манила возможность сбежать от жен, мамаш — иллюзия свежего воздуха, собачников — простор, а парочек — сомнительная романтика.
Меня не привлекало ничего. Я терпеть не мог эту дамбу так же, как не мог терпеть любое другое место в этом городе.
И все же — меня туда тянуло.
Пройти к дамбе можно разными путями: вдоль кирпичных заборов по освещенной асфальтовой дороге, по мощеным пешеходным дорожкам, по заросшим камышами тропинкам вдоль берега реки.
Последний вариант мне нравился больше — тем более, что людей, к счастью, я там никогда не встречал.
Прогулка быстрым шагом от дома занимала минут десять. Оказавшись на месте, я доставал фляжку с кальвадосом.
Раритет, чистое серебро, Лондон, начало прошлого века, — продавец с Нашмаркта в чем только не клялся, пытаясь всучить эту покарябанную штуковину.
Честно, мне было плевать. Я купил ее потому, что понравилась гравировка — Будда с прищуренным глазом и улыбкой Джоконды. Когда я подходил к краю дамбы, делал пару глотков и ставил фляжку на бетонный лепесток, улыбка Будды из загадочной становилась одобрительной. Похоже, ему нравилось вдыхать сырой воздух и смотреть на блеклые разводы фонарей в чернильной воде — будто грязная речушка была интереснее Лондона и Вены.
Надо сказать, Будда оказался идеальным собутыльником: мы понимали друг друга без слов.
Когда после нескольких глотков его прищур из добродушного становился ехидным, я понимал: пора возвращаться, и даже не пытался спорить.
Конечно, наши дела не всегда шли гладко. Бывало, возникали помехи, которые, впрочем, легко устранялись.
Что тут скажешь? Нирвана.
Однако с той ночи, когда появилась Эмилия, все пошло наперекосяк.
Конечно, тут есть и моя вина, но кто бы мог предположить, что девчонка настроена так решительно. Эмилия не просто хотела меня разоблачить — она собиралась отнять все, что у меня есть.
Включая мою жизнь.
Тогда, конечно, я этого знать не мог. Хотя неладное почувствовал сразу.
2. ГЛАВА 2
А.Д.
Я увидел ее издалека — застывшая хрупкая фигурка у бетонного парапета на краю дамбы. На моем месте! Ночью!
Внутри вспыхнуло раздражение.
Ни один человек по доброй воле не придет сюда в такое время. Если он, конечно, не спятил. Связываться с сумасшедшей не хотелось, поэтому я едва не повернул назад, но почему-то передумал.
Ну уж нет. Пусть сама убирается.
Пнув пластиковую бутылку, я ускорил шаг. Подошел ближе и остановился. Фигурка по-прежнему не двигалась.
Теперь я мог рассмотреть ее получше: мелкая девчонка в нелепом вязаном кардигане и джинсах. Правая рука — в кармане, на плече — бесформенная сумка, темные волосы собраны в пучок.
Девчонка делала вид, что смотрит вдаль, любуясь живописным пейзажем — словно вышла на прогулку в солнечный денек. Только вот ни солнца, ни чудесного пейзажа вокруг не наблюдалось — лишь серые бетонные плиты, бесконечная черная вода и дрожащие на ней отблески лунного света.
Все это было чертовски неправильно. И чертовски злило. Нащупав в кармане фляжку, я несколько раз провел пальцем по гравировке. Потом вытащил сигареты и закурил.
Нас разделял десяток шагов. Конечно, девчонка прекрасно слышала, как я приближаюсь. Слышала грохот бутылки по асфальту. Видела, что теперь я стою неподалеку. Однако притворялась, будто ничего не видит и не слышит. Ни разу — даже мельком — не взглянула в мою сторону.
Нестерпимо захотелось схватить ее за шиворот, как следует потрясти и сбросить в реку. Но вместо этого я стряхнул пепел и вдавил окурок в бетон.
— Что-то тут слишком холодно. Может, хочешь согреться? — во мне проснулся злой азарт: сбежит или нет, если я начну приставать?
Скажем прямо: в ее интересах было сбежать. И как можно скорее.
После моих слов девчонка вздрогнула, а я почувствовал какое-то глупое облегчение.
Испугалась — значит, не совсем сумасшедшая. Это хорошо.
Однако она не бросилась бежать, как я ожидал, а резко развернулась, подошла ближе и, запрокинув голову, уставилась прямо мне в лицо.
Как там в дурацких книжках описывают «судьбоносный миг»? «Сердце рухнуло в бездну, а по телу будто пробежал электрический ток»?
Очень смешно. Ничего такого я и близко не почувствовал.
Да, девчонка была красивой, но женская красота меня уже давно не волновала: я лишь машинально отметил бледность кожи и грязные разводы на левой щеке.
А затем случилось неожиданное: в ее взгляде мелькнуло отвращение.
«Она знает, кто я!» Мысль была дикой, и я сразу ее отбросил — нет, невозможно! Но должен признать: ни одна женщина еще ни разу в жизни так на меня не смотрела. Хотя и стоило.
Вдоволь насмотревшись, девчонка отвернулась и снова уставилась вдаль. А потом, не глядя в мою сторону, сказала:
— Да. Хорошо.
Голос прозвучал неуместно-мелодично для такого мрачного места.
— Что? — глупо переспросил я.
— Я согласна. Согреться.
И тут — едва ли не впервые в жизни — я растерялся. Как странно она на меня смотрела! А теперь согласна — на что? Переспать?
Зачем?
Впрочем, это было не важно. Главное, что я не хотел с ней связываться и уж тем более вести к себе домой.
И что теперь делать?
Я зачем-то взглянул на ее ноги. Опять подумал, какая же она странная — напялила летом ботинки, да еще такие старые и облезлые.
