Это время гудит
телеграфной струной,
это
сердце
с правдой вдвоём.
Это было
с бойцами,
или страной,
или
в сердце
было
в моём.
Владимир Маяковский
Свои
Они жили в разных концах огромной и прекрасной страны, периодически сотрясаемой то набегами воинственных иноземцев, то социальными взрывами. В этих тяжелейших испытаниях выковывались характеры стойкие, пригодные к великим свершениям, и ставшие примерами для потомков на долгие времена.
Они не случайно теперь оказались в одном строю: они унаследовали стойкость своих несгибаемых предков.
Военкоры выезжали к ним «на передок», наблюдали за их боевой работой и поражались их мастерству. Они действовали в бою так сноровисто и чётко, как действует, например, крепко спаянный трудовой коллектив на большом производственном предприятии, где усилия каждого складываются в готовое высокотехнологичное изделие, вызывающее всеобщее восхищение. Но именно в этой схожести и заключается огромнейший парадокс: ведь боевая работа в принципе не сопоставима с трудом в достаточно комфортабельных и безопасных условиях. Боевая работа вершится то под проливным дождём, то в лютые морозы, то в изнуряющем зное под смертельным неприятельским огнём.
Казалось бы, глупо спрашивать у отважных воинов о том, не страшно ли им находиться в таком кромешном аду, как современный бой с его грозным высокоточным оружием, со средствами оперативного выявления целей, когда не только противник, но и сами они становятся «оперативно выявляемыми целями»?
Да, глупо об этом спрашивать, поскольку эта удивительная сноровистость и чёткость действий наших бойцов не оставляет места помехам, порождаемым естественными реакциями подсознания на опасность.
Значит, страха у них нет?
Как же так???
И не удерживаются наши военкоры от этого глупого вопроса, потому что они видят то, что заставляет не верить глазам своим.
А наши бойцы и сами не знают, как это получается, что ладится у них их боевая работа вопреки всем естественным реакциям на опасности. Просто так уж это получается. Не до «реакций» им, когда нужно выполнять боевые приказы.
И как хочется военкорам назвать этих отважных людей по именам, чтобы все узнали о них не когда-нибудь, а сейчас, вписать простые их имена золотыми буквами в сердца патриотически настроенных граждан!
Но нельзя.
Пока ещё нельзя.
*
Я не в праве сейчас называть его имя. Его позывной: «Рысь». Его жёлтые глаза всегда смотрят прямо и твёрдо.
«Наверно, так смотрит рысь», – подумал я при первой нашей встрече, когда он смотрел на меня, изучающе.
Я заранее готовился к этой встрече и собрал все доступные сведения об этом легендарном бойце:
Потомственный охотник. Прирождённый стрелок.
Среди своего фронтового снайперского сословия считается одним их лучших.
Своей снайперской крупнокалиберной винтовкой ORSIS-СТ20 наводит ужас на «немцев» с дистанций 5 000 м и более.
За его голову командование ВСУ объявило награду в 500 000 долларов США.
Первая наша встреча ограничилась тем, что сопровождавший меня офицер представил меня своему любимцу.
«Мне кажется, что я в представлении не нуждаюсь. Наверняка Вы уже узнали мой позывной от моего командира», – испытующе посмотрел на меня «Рысь».
В тот раз снайпер не мог задержаться на продолжение общения. Он уходил «на охоту».
Во вторую нашу встречу мы с «Рысью» пили чай в его блиндаже.
По тому, как он встретил меня, я догадался, что «Рысь» уже знает обо мне больше, чем я о нём.
– Ваш любимый писатель Максим Горький? – «Рысь» , конечно же, узнал об этом от своего командира, которому я рассказал о своих читательских предпочтениях, увидев у него на столе сборник рассказов, выстраданных этим удивительным гением в его «университетах».
Я загорелся, заметив в рысьих глазах собеседника неподдельный живой интерес:
– Есть книги, которые я читаю, если нахожу их познавательными, а книги М. Горького я тщательно изучаю. Его язык поразительно точен при всём его лаконизме. В нём всё изумительно: и подбор слов (нота в ноту!), и построение их последовательности в виде завораживающих аккордов(!). Откуда это у человека с такой тяжёлой судьбой, не получившего системного филологического образования, изнурённого годами голода, холода и борьбы за выживание?
Когда читаешь Л.Н. Толстого, то ясно «видишь», как гармонично сливается внешний облик этого мудрого старца с его литературными творениями.
А когда читаешь М. Горького, то «видишь» только силу, жар и сияние его творений, созданных не умом, а огромным пламенным сердцем, слишком ярким и фееричным, чтобы можно было сопоставить всё это с обычным человеческим обликом…
«Рысь» слушал это молча.
Но как он слушал!
Я смотрел на движение мыслей в его рысьих глазах и видел, как схожи в этой части наши души.
«Это свой!
Свой по крови и плоти!»
В ту нашу встречу я узнал о «Рыси» немало.
На мой вопрос, как он оказался на СВО, «Рысь» ответил:
«По логике чувств и мыслей».
Ответил с такой простотой, что было понятно: иначе и произойти не могло.
Хорошие, значит, были у этого человека школьные учителя, хорошим был в его родном посёлке и приходской священник.
Прав был Отто фон Бисмарк, сказав, что войны выигрывают не генералы, войны выигрывают школьные учителя и приходские священники.
…И, конечно, семья. Отец и мать…
О матери другого солдата и будет следующий рассказ.
Мать солдата
Пелагея Трофимовна, провожая сына Сергея на СВО, улыбалась ему на прощание, пряча в сердце материнские слёзы разлуки. Потом поплачет, когда Серёжа не увидит её слёз.
И она поплакала, вернувшись домой.
Это были слёзы гадания о том, что принесёт ей разлука со своим единственным сыном.
Письма от Сергея приходили часто. Пелагея Трофимовна читала их в несколько приёмов: вначале торопилась выхватить общее содержание, потом читала спокойнее, стараясь вслушаться в тональность, в настроение текста, а при последующих прочтениях её взгляд проходил сквозь бумажный носитель письма и, обретая силу ясновидения, начинал угадывать то, что о чём никогда не писали солдаты, оберегая и военную тайну, и своих матерей от переживаний за их судьбу.
Солдатские будни суровы.
Солдатские будни на фронте – это время, когда постоянно нужно быть начеку.
Пулемётчик Сергей с позывным «Косарь» не расставался со своей «косой» (ПКП «Печенег»). Он сросся, сроднился с ним, ощущая его в бою дополнением своих собственных физических возможностей и продолжением собственных энергетических посылов в одиночные и групповые цели.
В составе первой подгруппы своего штурмового взвода Сергей не единожды выходил на остриё проникновения в плоть неприятельских боевых порядков. В одном из таких прорывов, на коротком привале, Сергей присел, припав спиной к межоконному простенку и будто провалился в благодатную тишину своего родного предместья. Дорога к родительскому дому наполняет сердце предчувствием радостной встречи с матерью. Вот уже виден низенький штакетный забор, за которым теснятся кусты сирени, а за ними – дом, в котором Сергей вырос и окреп, который он готов защищать от любых неприятностей. Вдруг дорогу Сергею перебегает чёрная кошка. Подбежав к калитке его подворья, кошка превращается в соседку, дурную горластую бабу, любительницу помитинговать по всякому поводу и без повода. Она вихрем врывается в их двор.
