Под косыми лучами восходящего солнца раскинулась бескрайняя мёртвая пустыня. Кажется, первые ноябрьские морозы пресекли и без того скудную жизнь в песках Бетпак-Далы. Нежилыми, заброшенными выглядят полузасыпанные норки.
И всё же кто-то живёт в этом безмолвии. Вот размеренной чёткой цепочкой протянулись по песку следы какого-то зверя. Всё дальше и дальше тянется ниточка следов, и вот уже впереди, на горизонте, видны движущиеся друг за другом чёрные точки. Это гуськом, спокойно, неторопливой рысцой бегут куда-то пять волков.
Поднявшись на гребень высокого бархана, передний остановился, навострил уши и посмотрел вперёд. Тотчас остановились и остальные. Поймав чёрным влажным носом одному ему ведомый поток воздуха и шевельнув ушами, волк снова пустился в путь. За ним последовали остальные. Они наступали точно, след в след, оставляя за собой непрерывную цепочку одного следа, словно пробежал один зверь.
Впереди, за барханами, показалась небольшая ажурная вышка ветряного двигателя над цементным колодцем. И хотя кругом на сотни километров нет человеческого жилья, здесь выстроили этот колодец на время перегонов скота с зимних пастбищ на летние и обратно. Из него поят шумные отары овец. Сейчас, в ноябре, овцы далеко на зимовках. Но, видимо, здесь не так давно были люди: вокруг колодца видны многочисленные следы людей и верблюдов. Прижимая уши, косясь на эти следы, осторожно приблизился передовой волк к цементному жёлобу для поения овец. Вода в нём замёрзла, но в одном месте осталась небольшая лужица. Сюда-то, всколыхнув отражение синего зимнего неба, и сунул свою лобастую голову вожак выводка – старая волчица. Вслед за ней с визгом и рычанием бросились к жёлобу остальные. Они жадно лакали воду, грызли и лизали лёд. Но волчица то и дело поднимала голову и косилась на следы верблюдов, на две колеи от колёс грузовой машины, которые всё дальше и дальше уходили в пустыню, извиваясь между барханов, и казалось, нет конца этой тропе, убегающей вдаль. Но конец у каждого следа где-нибудь да есть. И если бы мы, как быстрая птица, могли пролететь над этим следом, то очень скоро увидели бы небольшой караван верблюдов. Это их мохнатые ноги неторопливо, но неустанно отпечатывали следы на песке поверх автомобильной колеи. В такт своему размеренному ходу верблюды упрямо покачивали высокомерно поднятыми головами с презрительно выпяченной нижней губой.
На переднем верблюде еле заметный под бараньей шубой и не менее огромным малахаем сидел человек. Он покачивался, как нескладный тюк, и только в щёлке между малахаем и воротником шубы поблескивали его быстрые чёрные глаза.
За первым верблюдом, один за другим, как бы копируя друг друга, шагали ещё три. За ними так же ритмично выступал ещё верблюд, а поверх двух изящных чемоданов, портпледа и «авосек» с какими-то бумажными свёрточками, связками книг возвышалась девушка в модных сапогах, чёрной каракулевой шубке и такой же шапочке. Она покачивалась в такт движению верблюда, и взгляд её красивых глаз под тонкими изогнутыми бровями казался холодным и гордым.
Следом, на шестом верблюде, среди рюкзаков, узелков, из которых торчали рыбьи хвосты, восседала другая девушка в овчинном полушубке, зелёных лыжных штанах и в большом белом пуховом платке, из-под которого были видны только её серые глаза под светленькими, почти незаметными бровками, да маленький, покрасневший от холода носик.
– Ксения, Ксюша! – закричала она, обращаясь к едущей впереди спутнице. – Ты не замёрзла?
Не поворачиваясь, та молча отрицательно покачала головой.
Но девушка в пуховом платке была явно не удовлетворена ответом. Она нетерпеливо обернулась и крикнула замыкающему караван спутнику:
– Витя! Витя, по-моему, Ксюша совсем закоченела.
Витя, к авторитету которого взывала девушка, безусловно, был самым «старым» из всех спутников. Ему явно было не менее двадцати лет. И, несмотря на безнадёжно мальчишеский нос, притом покрытый совершенно неуместными в такое время года веснушками, Витя сознавал свою ответственность за судьбы возглавляемых им людей. При известии, что Ксения совсем закоченела, лицо его мгновенно выразило все чувства, последовательно овладевшие им: сначала тревогу, а затем решимость действовать. Городскому человеку нелегко добиться взаимопонимания с верблюдом, на которого он посажен, но Витя при помощи энергии в сочетании с камчой заставил всё же возмущённое животное перейти на иноходь и догнать Ксению.
– Ты не замёрзла? – спросил он озабоченно.
Она вздохнула и, сделав недоуменный жест рукой в ярко вышитой варежке, нехотя ответила:
– Какая глупость: песок… пустыня и такой холод, – и, помолчав, с чувством добавила: – Собачий!
Виктор тоном, каким повторяют в сотый раз очевидную истину, сказал:
– Ксюша, тебе надо сойти с верблюда и немного пробежаться, чтобы согреться! Я прошу тебя!
Повернув голову, с усмешкой, которая еле пробивалась на замёрзшем лице, Ксения ответила:
– Вы с Наташей похожи на эти… Как их? Ну, на эти, которые пристают к собачьим хвостам! – и, тут же вспомнив, воскликнула: – Репьи! На репьи.
Секунду Виктор растерянно смотрел на девушку.
– Почему к хвостам? – произнес он с недоумением, но тут же, нахмурившись, сердито ударил верблюда камчой и стал догонять едущего во главе каравана паренька.
– Касым, когда мы приедем на станцию?
– Далеко ещё, – послышалось из-под воротника огромной шубы.
Виктор недовольно пробормотал что-то про себя, потом опять спросил, указывая на бегущий впереди след автомашины.
– А это что такое? Это же след от машины?
– Машина шла, – подтвердил Касым.
– Так, значит, по этой дороге ходят машины! – с возмущением воскликнул Виктор. – Почему же мне сказали в совхозе, что не ходят?
– Правильно, не ходят, кто её знает, куда этот поскакал.
– Да как же не ходят?! – сердился Виктор. – Вот же след!
И в самом деле – две ровные полосы от автомобильных шин бежали среди барханов, и опять казалось, не будет конца этому следу… Но вот впереди показались такыры… Ближе, ещё ближе, и вот конец: след кончился в глубоком песке под бешено вертящимися, буксующими колесами полуторки.
В стороне стояли выгруженные с машины большие молочные фляги. Около них два казаха. Один средних лет в жёстком брезентовом плаще с капюшоном, надетым поверх ватника, и в ушанке. Другой – старик в лисьем малахае и бараньем тулупе с ружьём за плечами. Он держал чумбур верблюда. Животное равнодушно смотрело куда-то поверх беспомощной машины.
Но вот из кабины высунулся шофёр – рослая краснощёкая девушка в замасленном ватнике и платке, соскользнувшем на затылок с копны лихо закрученных кудряшек:
– Давай цепляй! – закричала она. Вылезла из кабины и, подхватив валявшуюся тут же лопату, начала яростно отгребать песок из-под колёс.
