1. ГЛАВА 1. Хищник
Проснуться в лесу, среди сектантов, уложенной на землю в круге из зажженных свечей… пожалуй, это последнее, что могло бы случиться со мной в эту на первый взгляд скучную, ничем не примечательную ночь. Однако же именно это и случилось.
— Какого... — прохрипела я, приподнимаясь на локтях в попытке оглядеться.
— Тахаш! — рявкнул какой-то мужик, возвышавшийся надо мной и прячущий лицо в тени глубокого капюшона.
Меня тут же придавило к земле, выжимая из легких воздух, а из глаз — слезу. И пока кучка подозрительных мужиков, насчитывавшая двенадцать капюшонов, лепетала на непонятном языке, я просто пыталась нормально вздохнуть.
Меня похитили какие-то сектанты, притащили в лесопосадку за общежитием (если судить по обилию зелени вокруг) и, кажется, планировали принести в жертву, а я лежала и самым возмутительным образом не могла даже вздохнуть толком, не говоря уже о том, чтобы пошевелиться.
Гравитация сегодня была не на моей стороне, а баба Шура, вечный бдюн нашего общежития, дала сбой. Потому что если бы она по традиции зорко следила за обстановкой на вверенной ей территории, то точно увидела бы, как мое несопротивляющееся тело выносят из здания, и меня бы уже с собаками искали по всей лесопосадке.
Баба Шура у нас такая. С ней спорить — себе дороже, даже если ты почти пятидесятилетний майор милиции, без пяти минут почетный пенсионер. Баба Шура пенсионеристей будет, и хватка у нее, как у натасканного бульдога.
Сектанты перестали лопотать и рассредоточились по периметру круга. В то время как тот, что на меня рявкнул, удобно устроился на моих бедрах, крепко сжимая в руке кинжал. Тонкое черное лезвие хищно блестело в дрожащем свете свечей, большой камень насыщенного красного цвета (я бы сказала — рубин, но не бывает таких больших рубинов в нашем мире) ярко сверкал кровавыми бликами на конце рукояти.
Разрезав футболку на моем животе, мужик забормотал что-то совершенно непонятное, медленно вырезая кончиком ножа линии по моей коже.
Я замычала, с ужасом глядя на это дело. Орать не могла, думать нормально тоже, даже пошевелиться не могла, чувствуя странное оцепенение во всем теле.
Боли не было, я не ощущала, как взрезает мою плоть острое лезвие, только теплые, щекотные струйки крови, сбегающие по бокам, и холодную неровность земли подо мной.
Бормотание ненадолго прекратилось, художественная резьба на мне любимой — тоже. Сатанисты перебросились парой фраз все на том же непонятном языке, и обряд продолжился.
Если судить по увлеченности, с которой меня кромсали, там вырисовывали целую картину.
В какой-то неуловимый миг, заглушая раздражающее бормотание, в ушах тонко зазвенело, щелкнуло, и наступила полная тишина. Сначала я решила, что оглохла, но запаниковать не успела, расслышав далекий, доносящийся словно через вату вопрос на чистом русском:
— Почему руны до сих пор не засветились? — обеспокоенно, даже напуганно, спросил один из сектантов.
— Еще рано.
— Но...
— Тело готово принять госпожу, но наш зов она пока не услышала...
— И не услышит, — раздался новый голос. Низкий, раскатистый... тревожащий, я бы сказала.
Рассевшийся на мне мужик дернулся и подскочил, крепко сжимая в дрогнувшей руке кинжал, напоенный кровью. Свечи через одну потухли, размыкая контур круга, а я почувствовала, как ко мне возвращается контроль над телом. Живот горел огнем, каждый вдох давался с трудом, я лежала, глядя в беззвездное небо, и боялась даже пошевелиться. И очень кстати оказалась эта слабость, потому что если бы я сейчас попыталась подняться, то все равно свалилась бы обратно от увиденного.
На ладони сатаниста заплясали яркие языки пламени. Сворачиваясь в полыхающий шар, они освещали некрасивое угрюмое лицо, углубляя каждую морщинку на потемневшем от гнева лице. Длилось это недолго, я не успела еще толком его рассмотреть, как шар сорвался с руки сектанта, покорный легкому движению кисти, и улетел куда-то вперед, в сторону тревожащего голоса.
Ответочка была странной и смертоносной, в отличие от огня, который, судя по всему, не навредил говорившему. Сатанист не успел даже вскрикнуть, как его поглотил дымный клубок непроглядной тьмы. Она набросилась на него голодным зверем, сжалась, подрагивая полупрозрачными краями, и схлынула, оставив от здорового мужика лишь кинжал.
— Я не буду спрашивать, что вы делаете на моих землях, — возвестил голос, неумолимо приближаясь, — не буду спрашивать, зачем вы снова пытаетесь разбудить мать, я спрошу лишь одно...
Склонившись надо мной, обладатель тревожащего голоса ожег страшным взглядом невозможных желтых глаз и требовательно спросил, грубо вздернув меня на ноги:
— Где вы раздобыли человека?
От резкого движения и последовавшего сразу за этим оглушительного взрыва боли, горячей волной разошедшейся от живота по всему телу, на несколько секунд потемнело в глазах, и я не видела выражение его лица.
Ответ его очень расстроил своей неинформативностью: в нас просто пустили сразу два огненных шара.
Я не испугалась и почти не заметила этого, все еще стараясь прийти в себя. Если бы не внезапный жар, прокатившийся по спине, и не рыжие всполохи света, осветившие бледное лицо сжавшего мое горло мужчины, я бы даже не поняла, что нас чуть не поджарили. Я уже вообще мало что понимала.
— Неправильный ответ, — скорбно заметило это бледное чудище, нехорошо улыбнувшись. Тьма сорвалась с поводка, а сектантский отряд обеднел еще на несколько психов.
— Еще и клыки, — прошептала я непослушными губами. Мало того что радужка у него сияла расплавленным золотом, а белок глаз был черным и беспросветным, как мое будущее в сложившейся ситуации, так он еще и клыкастым оказался. Это были не длинные копья, которые едва помещаются во рту, а скромненькие, не очень большие, аккуратненькие, но такие жуткие клыки. Зато сразу ясно, что этот вот конкретный тип — он больше хищник, чем мирное травоядное.
Такими зубами самое оно мясо рвать прямо из только что убитой, еще теплой туши.
Меня отставили в сторону, расслабленно, я бы даже сказала, лениво сделав сразу два шага к скучковавшимся сектантам. Их было шестеро, и они не очень хотели ближе знакомиться с высокой зловещей фигурой, казавшейся сотканной из теней в этой ночной холодной темноте.
Я невольно поежилась, обнимая себя руками, раньше как-то не замечала, насколько здесь холодно. Кровь медленно сочилась из ран, шея все никак не могла забыть жуткое прикосновение сильной прохладной ладони, а я глупо застыла посреди поляны, покачиваясь и мелко дрожа.
Сектанты сбились в огрызающуюся огнем кучку.
Растирая плечи, я еще раз пересчитала капюшоны. Шесть штук.
«Предположим, троих уже скушали, — передернув плечами, я внимательно осмотрела лес вокруг, — шестеро топчутся здесь... а где еще трое?»
