Моему любимому человеку, который сейчас улыбается.
Благодарность моей бабушке Зое, без помощи которой я бы никогда не познала силу литературы, моей бабушке Рае, которая научила меня смотреть на мир с трепетом, и всем сложностям, которые закалили меня, делая из моих мыслей кладезь льющихся в душу строк…
1. IAMX – Mercy
2. Anoice – Ripple
3. Olafur Arnalds – So Far
4. Jaymes Young – Infinity
5. Placebo – Follow the Cops Back Home
6. Indila – Dernière danse
7. Siouxsie Sioux & Brian Reitzell– Love Crime
8. Imagine Dragons – Birds
9. Tommee Profitt, Sam Tinnesz – Hold On For Your Life
10. Jaymes Young – Moondust
11. Hurts – Stay
12. Clint Mansel – Memories
13. Benjamin Leftwich – Midnight City
14. Billie Eilish – Lovely
Моя любовь из последних сил. Она бывает у тех, кто слишком много потерял или слишком сильно обжегся. Кто понимает, что готов снова отдать себя другому, но если чувство не будет понято тем, с кем связано, то окончательно исчезнет.
– Эльчин Сафарли
Паула Хен – псевдоним, возникший абсолютно из ниоткуда, берущий свое начало в форме моего имени и в состоянии моей души, которая дает окрас моим текстам, ведь Хен переводится как «тёмный» или «таинственный».
Тексты – моя траектория желания, траектория разрушения и вознесения на вершины самого большого умиротворения, эпицентр моего мира.
Я живу в военном городе тысячи роз, окутанная боевыми действиями, но это не мешает мне творить. Я начала писать внезапно, еще ребенком, погруженным в литературу. Писала стихотворения о войне, издавалась в местном литературном сборнике «Исток», мои строки занимали первые страницы в газетах, которые отправлялись солдатам на фронт для поддержания боевого духа. За моими плечами опыт из малых научных работ по Владимиру Маяковскому, Сергею Есенину и Иосифу Бродскому. Награждена дипломами, номинант премии «НЕФОРМАТ» и «Писатель года».
До этого я писала в стол, не считая двух пабликов в пределах социальной сети, в которых публиковалась под псевдонимом «пьяный февраль».
С каждым годом, все больше погружаясь в писательство, я понимаю, как это необыкновенно: ночь, чашка кофе с корицей или холодный гренадин со льдом, ворох мыслей, который отдаётся приятным теплом в каждом нервном окончании. Мне нравится относиться к творчеству не как к работе, очередному проекту, обязанности – искусство теряет свою вечность, прогибаясь под давлением выгоды. Я пишу душой, а разве можно выменять ее на мизерную плату?
Не бывает минуты, когда в моей голове не витают строки, которые после становятся чем-то целостным, непохожим на то, что есть у других, моим. Мне нравится, что люди действительно ощущают тепло благодаря моему тексту, что не молчат, а открыто говорят об этом. Я стараюсь создать свой уникальный стиль. Мои тексты грубы, местами безумны и бесконечно печальны, но посредством этого я хочу показывать людям, что они не одни, когда такое случается, что холод – не выход, а любовь всегда в твоем сердце. Я люблю текст каждой буквой, запятой и точкой. Он мое сердцебиение. Я училась на Международных отношениях, но ушла, не побоявшись сломать привычные устои, бросая вызов правилам и нормам, потому что я дышу творчеством, а это была не моя стезя, не мой путь. Я дарю часть себя и это дарит мне счастье.
Я практик, а не теоретик, не верую в судьбу, таро, арканы и то, чем сейчас занимается каждый третий. Я верю в голос своего сердца, созданного частью вселенной, и в рукописи жизни, написанной собственноручно.
Я начинала писать чернилами, сейчас пишу кровью, а там, где она строками льётся, прорастают вечные цветы.
Тут бы я, конечно, вспомнила о тебе,
Если бы когда-нибудь забывала.
– Вера Полозкова
Этой холодной весной ты стоял на причале и курил. Море тревожилось от шепота ветра, которое вторило ему что-то своим ласковым голосом, запредельное и таинственное. Что-то такое, что должно было стать тайной и принять форму вечности – солёная вода, доходя до берега и сливаясь с потемневшим песком воедино, достигала твоих ног, вылизывая носки грубых ботинок, – так женщины порой снисходят до мужчин, находя место у их ног слишком правильным, надёжным и будоражащим воображение. Тот, кто держит кого-то на цепи, имеет столь же ограниченную свободу, коей владеет на ней сидящий. Человеческий мозг обладает практически волшебным талантом возводить всё в корень квадратный, вырисовывая те вещи, которых на самом деле нет.
Вода заливается в твои ботинки, пока взгляд твоих глаз устремлён на размытую линию горизонта. Мне не нужно видеть твоё лицо, чтобы знать, что цвет их напоминает выдержанный мартини, гладкую гальку, разгорячённую от солнечных лучей, небо в ноябре и глубину моря, в котором отражался небосвод, – они словно смотрели в таинственность душ, превозмогая умения самого Бога, над существованиями которого я бесконечно подшучивала, ловя твои строгие взгляды.
Что я не помню, пока карандаш лишает невинности белоснежные и прекрасно-гладкие наощупь листы блокнота, подаренного на нашу маленькую дату, ставшую началом и концом всего того, во что мы вложили самую весомую часть наших душ, вырезав по живому из груди и швырнув, как груду грязного тряпья под колёса рейсового поезда, способного за час тридцать доставить тебя из одной части города в другую?
Порой, в наши единственные выходные, мы любили тонуть в бархатных объятиях сидений, которые убаюкивали под размеренное покачивание поезда, а картинка за окном плавно плыла, проскальзывая мимо вместе с линией домов, выстроенной слишком близко, как ты чопорно подмечал, к скрипучим под тяжестью поезда рельсам. Тогда было сладко-терпкое на вкус счастье, имеющее аромат твоего парфюма от Dior, и твоя рука на колене, вытесняющая всё ненужное и тяжёлое из черепной коробки, в которую ты поселился пару лет назад, после первой нашей встречи, не спросив разрешения. Как беженец или беглец, находящий полуразрушенный от сырости и времени дом с неприятно скулящими под тяжестью тела половицами, и отстраивающий его заново. По кирпичику. Тогда ещё я не знала, что спустя несколько лет тяжесть и напор твоей руки заменит вызывающая невесомость блокнота в твёрдом переплёте. От этого понимания что-то глухо ныло в груди.
Я не помнила твои губы. Какими мягкими и влажными они могли быть, вовлекая меня в глубокий поцелуй, норовящий добраться до моей души и начисто вылизать её, как приятно было кусать нижнюю и после ужина жадно впитывать вкус виски, который ты пил за столом, пока моя обнаженная нога достигала твоего бедра под ним. Как бешено стучало в груди твоё сердце после того, как ты кончал во второй раз и благодарно целовал меня в лоб, а на твоём языке по-прежнему был мой вкус. Как желание продолжить не утихало, но мы оба были выдохшиеся, обессиленные и влажные от пота, тяжело дышащие, словно бежали марафон, стараясь перегнать друг друга.
