Глава первая. Латика.
1.
Когда рождается
маленький пеликан, он убивает своего младшего братика или сестрёнку, чтобы ему
досталось больше еды. Вот почему мы зовёмся племенем Пеликанов.
Только, в отличие от птицы, человек рождается слишком
беспомощным, поэтому нам даётся девятнадцать лет, чтобы научиться убивать.
Когда младший наследник достигает этого возраста, старший получает право убить его
в «братском поединке». Если не справится, он сам будет убит младшим.
Так что я с ранних лет знала: однажды старший брат убьёт
меня.
В последнее время эта мысль всё чаще не давала мне покоя, но
мне ни с кем не хотелось обсуждать её, разве что с Мэтом. Когда ему удавалось
ускользнуть от работы с отцом, занимающимся выделкой кожи, он ждал меня в
развалинах, что начинались сразу за моим домом. Поговаривали, что они
сохранились со времён Великого Погребения. Если забраться по стенам на самый
верх, можно было увидеть почти весь город и ещё речку и мостик. Их не любили по
той же причине, что и Проклятый лес, поэтому не использовали, но и разрушить не
решались. Мы прятались там, делились последними новостями, играли и
подглядывали за тренировками Нейта на площадке, которая отлично просматривалась
отсюда.
Часто за Мэтом
увязывалась его восьмилетняя соседка Ри, хотя и была младше его на целых восемь
лет, а меня так, и вообще, на одиннадцать, но с Мэта она не сводила глаз, и я
подтрунивала над ним, говоря, что у него есть прекрасная возможность воспитать
для себя будущую жену. Мэт фыркал, краснел и начинал посмеиваться надо мной. Хоть
я никому и не говорила, но мальчишка сам заметил, как к моему лицу подкатывает
жар, стоит мне услышать имя Эрина.
—
Поздоровайся с Латикой! —
сказал Мэт, когда я, кряхтя и отряхиваясь, вылезла из дыры в стене — единственного способа
попасть в развалины. В этих старых стенах были и окна, но слишком высоко для
моего роста, а вот двери, скорее всего ушли под землю.
— С
кем ты говоришь? — не
поняла я.
Мэт раскрыл ладонь, и я взвизгнула, увидев на ней длинную
сороконожку, если это, конечно, была она. Разглядеть я не успела.
—
Убери это! Сейчас же!
Мэт захохотал.
— Дочь
вождя, вы только посмотрите на неё, боится насекомых, — он взял это чудовище за вертлявое тельце и
потряс им передо мной.
Я вжалась в стену.
—
Ничего я не боюсь. Просто не люблю всё мелкое и движущееся.
—
Боишься, боишься! —
смеялся мальчишка. —
Видела бы ты свои глаза. Ещё бы! Эта сороконожка запросто съест тебя! — он, казалось, скоро лопнет
от смеха, но ещё раз посмотрев на меня с издевательской улыбкой, всё-таки
выкинул насекомое за окно.
— Одна,
может, и не съест. А если много. Ты только представь… Много-много сороконожек
бегают по тебе. Я умру на месте.
Мэт хмыкнул.
—
Их можно легко стряхнуть. Ох, не пристало дочери вождя быть такой трусихой.
Ладно. Как прошло? —
спросил он, усевшись на оконный проём.
—
Как обычно, —
выдохнула я. — Слушать
бесконечные россказни учителя о Проклятом лесе выше моих сил, — я вскарабкалась по
остаткам каменной лестнице и уселась рядом с Мэтом у оконного проёма, из
которого открывался вид на город.
Мэт достал принялся крутить в пальцах ножичек в новой
кожаной оплётке. Ещё немного и парень станет мастером не хуже своего отца.
— И
что на этот раз? —
спросил, он повернув ко мне веснушчатое лицо.
—
Про то, как в лесу надо бояться своих желаний, не думать о них и ни в коем
случае не произносить вслух.
—
Почему это? — голубые
глаза мальчишки расширились.
—
Потому что Проклятый лес, узнав о твоих желаниях, сможет тебя заманить
навстречу гибели, —
отчеканила я, подняв взгляд к небу, вместо купола накрывающему развалины. — А где же Ри? Не увязалась
за тобой сегодня?
Мэт дёрнул плечами.
—
Не знаю, я видел Мидира, он шёл к ним в дом.
При упоминании жреца, у меня по спине побежал холодок. Мидир
иногда бывал в нашем доме, но я предпочитала не встречаться с ним с глазу на
глаз. От его серого мутного взгляда, казалось, не ускользало ничего, он видел
все твои тайны, и я боялась, он узнает мой главный секрет, и тогда всё
сорвётся.
«Ты помнишь свои запреты, дитя?» — голос Мидира делался выше обычного, когда он
говорил со мной.
«Не срывать целебных трав, —
прошелестела я почти беззвучно с пелёнок вызубренные гейсы. — Не заговаривать первой и
не стрелять из лука».
«Хорошо, Латика, —
он положил мне на макушку костлявую, но крепкую руку. — Помни о запретах и традициях племени. Они
священны!» — палец
жреца устремился к небу.
Пристальный взгляд Мэта вырвал меня из далёкого детства, и я
вспомнила, о чём мы говорили с другом.
—
Что понадобилось жрецу в доме Ри?
—
Кто ж его поймёт, —
ответил Мэт, а я посмотрела за окно.
— А
вот и она, — улыбнулась
я, глядя, как маленькая золотоволосая фигурка несётся через площадь,
подбрасывая подолы юбок.
Через несколько минут девчушка вылезла из дыры в стене и,
задрав голову, посмотрела на нас. Я приветственно помахала ей, а Мэт по своему
обыкновению только сухо взглянул, но тут же нахмурился.
—
Ты плакала?
—
Нет, — шмыгнула носом
Ри, и когда она поднялась к нам, усаживаясь на остатки каменного пола,
подпёртого снизу побитыми колоннами, я рассмотрела полоски грязи на её светлом
лице.
—
Что случилось, Ри? — я
протянула руку, Мэт придвинулся, тоже заглядывая ей в лицо, и девчонку с новой
силой накрыло. Из глаз побежали ручейки, оставляя на щеках бороздки.
— У
меня, — всхлипнула Ри,
— у меня родился… — дальше последовали только
всхлипы и краткие быстры вдохи.
—
Кто родился? Ну говори же! —
строго потребовал Мэт, и я бросила на него укоризненный взгляд.
—
Бра-а-тик, — девчонка
скривила рот и заревела, закрывая лицо ладошками.
Я обняла её, прижимая к себе. Вот, почему её матери давно не
было видно, а девчушка говорила, что она болеет. Неверное, не знала, её не
хотели расстраивать раньше времени. Похоже, беременность протекала не очень
хорошо, но теперь это уже не важно. Братик родился. И я понимала Ри, как никто
другой. Как никто в племени Пеликанов. Как никто на свете.
—
Он вырастет, станет сильным и убьёт меня, —
всхлипнула Ри, отрываясь от меня, и вытирая рукавом лицо.
—
Не говори ерунды, —
буркнул Мэт, но почему это ерунда так и не объяснил, а Ри уже со всем вниманием
смотрела на него синими кукольными глазками, полными надежды.
—
Не беспокойся, Ри, —
за парня пришлось выкручиваться мне. —
Я убью своего брата в поединке, стану наследницей вождя и отменю дурацкий
закон.
Ри прерывисто вздохнула.
—
Ты правда, сможешь?
—
Конечно, смогу, —
соврала я, и теперь укоризненный взгляд на меня бросил Мэт. Мы с ним оба
понимали, что никто не сможет отменить многовековую традицию «пеликанов». Да
что там традиция! Я-то отлично осознавала, что в поединке мне не выжить.
