В конце февраля 1916 года на всём Турецком фронте шли ожесточённые бои. Русские войска приостановили наступление, и перешли к обороне. Турки же усилили натиск, проводили многочисленные разведки боем, ища слабые места в русской обороне. Если такое место находилось, то турки яростно вгрызались в него, продвигаясь вглубь русской обороны. В таких случаях в дело вступали казаки. Они отрезали неприятеля от основных сил и уничтожали его. Вскоре давление турок начало ослабевать, и русские части перешли в наступление.
Первого марта 1916 года три взвода 6-й сотни 3-его Линейного Кубанского казачьего полка под командованием прапорщика Григорьева преследовали отступающего противника. Сходу было занято селение Мама-Хатун.
Григорьев приказал занять господствующие высоты. И вовремя: турецкая конница, перегруппировавшись, пошла в наступление, и попала под пулемётный огонь казаков. Турки отступили, казаки выскочили из укрытий и стали ловить лошадей и собирать оружие. Противник по ним открыл огонь из ружей, громыхнула пушка, казаки ели успели спрятаться, одну лошадь и одного казака убили, а младший урядник Платон Кузнецов получил пулевое ранение в указательный палец левой руки.
– Надо же, как меня угораздило. Смешно, но больно, – жаловался он в укрытии своему одностаничнику приказному Илье Захарову.
Палец перевязали, турецкие пули щёлкали по камням.
– Плохо дело, – сказал Илья.
– Да, – согласился Платон. – Обожди. Это ты про палец или про турок?
– И то и другое.
Стрельба поутихла, а из-за поворота дороги вылетела казачья сотня.
– Наши, – радостно толкнул Илью в бок младший урядник.
Илья кивнул и решил посмотреть, что делают турки. Свист пули он не услышал и когда Платон повернулся к нему, Илья лежал навзничь с красным кружочком ровно между глаз.
Прапорщик Григорьев докладывал временно исполняющему обязанности сотника 6-й сотни 3-его Линейного Кубанского полка прапорщику Сорокину.
– Двое убиты, один ранен, фельдшер контужен, две лошади ранены легко, трёх лошадей захватили.
– Благодарю, прапорщик. Где раненный? Я, всё-таки, бывший фельдшер.
Вышел сконфуженный младший урядник Кузнецов с перебинтованным пальцем.
– Разворачивай свою тряпку, Платон, – сказал Сорокин, – посмотрим, что там у тебя.
Они были с одной станицы, с Петропавловской. Платон младше Сорокина на год, ему тридцать лет. Бывший фельдшер осмотрел рану и сказал:
– Кость задета, но ничего, выживешь, но рану нужно в чистоте держать. Грязь попадёт – руку отнимем, а то и сам пропадёшь. Антонов огонь, это брат, не шутка. Как ты такое ранение умудрился получить?
– За уздечкой потянулся. Хотел лошадь поймать, а поймал пулю.
– Хорошо, что не лбом.
– Соседа моего убили, – невпопад сказал Кузнецов, – Илюшку Захарова.
– Груша его вдовой стала, – покачал головой Сорокин, – детей двое у него?
– Да, два казачка. Доля казачья такая. Глупо погиб. Пока я на вас смотрел, он решил посмотреть на турок. Вот и получил свой свинец в голову.
– Смерть, она, Платон, не умная и не глупая. Она просто смерть. Судьба знать такая. Написать надо родным.
– Напишем. Как селение-то называется, Иван Лукич?
– Мама-Хатун. На русский язык переводиться как «женская грудь».
– Почему такое название?
– Да вон видишь: две горы торчат? Из-за них, наверное, и назвали.
