– Всё, – крикнула я мужу, – живи как знаешь! Раз ты у нас такой умный, и мама твоя, делайте что хотите.
– Маму не трогай! – прокричал мне Димка с кухни.
– Да кто ее трогает, кому оно надо!
– Ты, ты трогаешь! – не унимался он. – Она всегда тебе мешала, а она, святой человек, только и делала, что нам помогала.
– Ага, особенно когда на наши денежки в отпуск укатила. А мы, между прочим, если ты еще помнишь, их на квартиру откладывали.
– Ну подумаешь. – стал он на ее сторону. – Она, видимо, предполагала, что мы долго не проживем, и расширяться нам ни к чему, и вообще, Катерина, права она была: ты не хозяйка, а недоразумение.
– Поговори мне еще! – показала я ему кулак, входя на кухню. – Иди белье с машинки развесь, сегодня твоя очередь.
– Сама развесь. – показал он мне язык.
– Ну, как знаешь. Только учти, там лишь твои вещи лежат, так что мне фиолетово, – договорила я и вышла.
Время подходило к двум, пора было собираться на работу. Трудилась я вместе с Димкой в спортивном комплексе, тренировала девушек.
Укладывая кроссовки, я услышала, как мой почти бывший муженек заматерился:
– Катька, зараза! Ну ведь права была моя мама насчет тебя. Ты на кой мои белоснежные рубашки с черным носком постирала? Ты посмотри, во что они превратились. А знаешь что! Я вот тут подумал, я согласен на развод, иди, подавай! И учти, предупреждаю сразу: идти мне некуда, в этой квартире и моя доля имеется, так что я и маму свою к себе перевезу! Теперь ты мне запретить не смеешь, мы теперь просто соседи по квартире, и ты мне никто.
– А… с козырей пошел! Ну ты, милый-та, не забывай, я ведь тоже не сирота.
– Что-то я сомневаюсь, – скривил лицо Димка, – что мама твоя из Германии к тебе примчится мосты налаживать, – ехидничал муженек.
– Можно подумать, окромя ее у меня любящих родственников не найдется, – ответила я, играя бровями. – Перевози свою маму, давно я хотела ее на место поставить.
– Ты! – засмеялся он.
– Ну, может, и не я. Без меня желающих хоть отбавляй.
Димка призадумался, а я, хлопнув входной дверью, поскакала на любимую работу.
Вечером меня ждал сюрприз. Зайдя в коридор и разувшись, я услышала голоса из кухни.
– Димочка, сыночек, кажется, твоя мегера вернулась.
Я прошла в комнату, переоделась и потопала на кухню. Открыв холодильник, я услышала за спиной:
– Деточка, а здороваться тебя не учили?
Я, проигнорировав выпады в мой адрес, спокойно продолжала доставать кастрюлю.
– Видимо, не учили, – не унималась она. – Ну что, нашлялась? Время десять часов, а ты только заявилась.
Я наливала суп и откровенно зевала, чем еще больше бесила свою свекровь.
– Слава богу, что мой Димочка одумался и послал тебя куда подальше. Мы уже поделили в квартире территорию. Завтра твои вещи на лоджию выставим.
Я ела суп и смотрела на часы. Димка заметно нервничал, так как понимал, если я до сих пор молчу, это явно не к добру. Остановил Зинаиду Григорьевну звонок в дверь.
– Кто это еще на ночь глядя? – спросила она удивленным голосом. – Поди, любовника уже пригласила.
Я молча встала и пошла открывать.
– О! – закричала с порога моя любимая бабушка. – А чего лицо такое кислое?
Бросилась она меня целовать. Я развернулась в сторону мужа и свекрови.
– А… Понятно, – проговорила она, снимая галоши.
– Бабуль, фас! – засмеялась я и потащила ее сумки к себе в комнату.
– Кого я вижу? Лахудра, и ты тут!
– Полина Ивановна, только преклонный ваш возраст не позволяет мне ответить вам достойно.
– Значит, преклонный твой возраст не дает уже мозгам ответ выдать. Ну ничего, бывает, – огрела она свекровь костылем. – Чем кормитесь?
– Бабуль, – вернулась я на кухню, – я утром суп варила, сейчас разогрею и тебя накормлю.
– Кстати, суп – помойка, – влезла Зинаида Григорьевна.
– Понятно, – ответила баба и надела кастрюлю с супом ей на голову. – Как говорится, помойка к помойке, – надевая передник, проговорила она. – Внуча, я там сало из деревни привезла, иди принеси, картошку на нем пожарим.
– Свинячья еда, – вытираясь полотенцем, прошипела свекровь.
– Ага, – хмыкнула баба, – так что вали с кухни, пока я случайно тебя не перепутала и на тебе не пожарила.
– Моя мама не свинья! – влез Димка.
– А ведет себя именно так, – отвечала ему баба, выбивая стул из-под его жопы.
Муженек с его маманей быстро покинули территорию.
Мы спокойно поужинали, обменялись новостями и пошли спать.
Утром нас разбудил грохот в гостиной.
– Это что за новости? – удивилась моя бабуля.
– А это бывшие родственнички вещи мои на лоджию выкидывают, пространство себе очищают.
Баба надела халат и выплыла из комнаты.
– Ну и что здесь происходит?
– Вот, Полина Ивановна, комнату от хлама освобождаем.
– Ну хлам здесь только один, это ты, Дима, – подняла брови баба. – А мел вам зачем?
– Очерчу территорию, за которую вам нельзя заходить, – хмыкнула свекровь.
– Слышь ты, лахудра, если вы сейчас же вещи на место не поставите, я вот этим самым мелом твой труп очерчу, чтоб криминалистам не утруждаться. Я понятно выражаюсь или мне дядю Федю сюда с баяном выписать?
– Не надо дядю Федю! – закричал Димка. – Мы сейчас всё приберем.
Звонок в дверь заставил вздрогнуть всех.
– Поздно, – потирала ручки баба Поля.
Я открыла дверь. На пороге с баяном и самогонным аппаратом стоял дядя Федя.
– Ну что, я вовремя? – говорил он, затаскивая свои пожитки.
– Еще как, – поцеловала его баба. – Вон, лахудра с Димкой вещи нашей Катерины выбрасывают.
– Что… – заорал дядя Федя.
– Да кто выбрасывает? Так, на лоджию складываем, – стал оправдываться мой бывший.
– Димка, ты меня знаешь: ежели что, то меня и семеро не удержат.
– Знаю, – ответил Димка, печально опустив голову.
– Дядя Федя! – бросилась я его обнимать. – А ты какими судьбами?
– Так Поля сказала: бери паспорт и в город дуй. Вот я и прибыл.
– Я смотрю, Федя, ты ничего не забыл, – засмеялась бабуля. – Я ведь тебя вроде не просила полдома перевозить.
– Полечка, да я и так взял всё только жизненно необходимое.
– А там что за грохот? – испугалась Зинаида Григорьевна.
– Так мужики пианино прут.
– На кой тебе пианино, старый хрыч? – руки в боки, спросила баба его.
– Ну ты даешь, Полиночка! Во-первых, у тебя юбилей через две недели; как-никак, а девяносто пять! Во-вторых, мы же пожениться решили, все-таки.
– Баба! – закричала я и захлопала в ладоши. – Неужто ты наконец согласилась? Тридцать лет ведь дядю Федю мурыжила: пойду – не пойду!
– Мурыжила, – подмигнула бабуля мне, – так ведь разница в возрасте какая! Мне-то уже шестьдесят было, когда он впервые ко мне свататься пришел, а ему тридцать; ну где это видано. Вся деревня гудела: молодой парень да на старухе женится!
