Издательство «Терен» ∙ Луцк ∙ 2020
Юлия Тарасюк
«Под мягким светом лампы»
Действия происходят в вымышленном старинном английском городке Оденбург. Ты узнаешь историю молодой женщины, которая устав от суеты обыденной жизни, нашла свое призвание в служении людям. Девушка с твердым характером и несгибаемыми принципами проведет тебя по закоулкам своей души, где она проживает все свои потери и борется против устоев общества.
Приятного чтения под мягким светом лампы…
Иллюстратор обложки
Сергей Тарасюк
Ни одну из частей этого произведения нельзя копировать и воспроизводить в любой форме без разрешения автора
© Юлия Тарасюк, 2020
Посвящается всем волонтерам и работникам социальных организаций, которые по велению своего сердца не имеют другого пути, как помогать людям, животным, хранить культурное и природное наследие.
Посвящается друзьям и всем людям, которые несмотря ни на что ищут ответы на вопросы о том, что есть смыслом жизни.
Светлой памяти моей бабушки Полины.
За окном шел снег, и день постепенно угасал. На небе оставалась белёсая дымка влажного воздуха, будто все святые враз выдохнули, и на мир опустилось их благословение и ожидание праздника. Уже запахло Рождеством, а октябрь еще неохотно отступал, все оборачиваясь с тоской во взгляде на поблеклые задержавшиеся еще кое-где на деревьях зеленые листочки.
Она сидела в бабушкином кресле с высокой спинкой, которое было выше ее на голову. И если смотреть сзади, ее вовсе не было видно. Лампа, всегда горевшая мягким теплым светом – это единственное, что могло указать на ее присутствие в этом месте. Иначе, встав с кресла и выходя даже на минуту, она гасила лампу, оставляя за собой ночь и пустоту. Лишь входя в комнату, она привносила сюда жизнь своими пастельными звуками. Ее звали Агриппина, Агриппа, некоторые называли ее Полиной. Желая благословить внучку на счастливую жизнь, таким именем нарекла ее бабушка, у которой была подруга Агриппина, жившая очень счастливо.
На ее плечи накинута молочного цвета современной крупной вязки шаль, хранящая тепло все то время, пока Агриппа заваривала себе чай на кухне. Иногда казалось, что эта шаль – самое надежное и незыблемое, что есть в мире, то, что всегда рядом, и то, что можно унести в случае, когда нужно будет уйти навсегда. Это пристанище, где можно отогреть как тело, так и душу. А еще там можно было согреть не только себя, а еще одного взрослого человека или другое живое существо. Но в этом ей не было необходимости.
Ее комната была просторной высокой гостиной, где все располагало к приему гостей, но не на их долгий визит. Позади ее кресла с давним роскошеством возвышался дубовый резной посудный шкаф с большими стеклами в дверках, где хранились самые изысканные бабушкины и дедушкины сервизы, те, которые не только не стыдно поставить перед гостями, а это была величественная, почти царская посуда. Ее прародители были благородными людьми, хоть и простого незатейливого нрава. Они знали толк в вещах и не собирали все подряд, а хранили и использовали лишь то, что им казалось самым важным и необходимым.
Она жила на последнем этаже четырехэтажного англиканского здания прошлого века. Выше был только чердак. Агриппина сидела и смотрела через высокое окно на соседнее, тоже старинное, здание, красивое в своем величавом благородстве ушедших дней.
Величественно падал снег в мерцании уходящего воскресного дня. И ее задумчивый спокойный взгляд перемещался с одной снежинки на другую. Она чувствовала себе умиротворенно, будто сама была одной из этих пушистых частиц неба, бережно носимых ветром от небес до залитой желтой огнями земли, от одного волшебства к другому. Снег поменял направление и теперь падал ровными линиями на землю, и она вновь перевела взгляд на свою работу. Агриппина по привычке вязала. Сейчас в ее руках был наполовину связанный мужской свитер. Она вязала не ради денег, их запасы гарантировали ей безбедную жизнь до глубокой старости и мирного и красивого ее завершения. Поэтому вязание было не обязательным, и поэтому приятным занятием. Это был свитер для мужа близкой подруги. Ее друзья – молодая семейная пара, две пушистые снежинки, нашедшие друг друга в этом сумасшедшем вихре мира. Если бы можно было их связать, они были бы связаны из той же мягкой бежевой шерсти. Агриппина, а для этой семейной пары она была Полиной, никогда не спрашивала у них, какой цвет и фасон они хотели бы. Она сама видела своей внутренней мудрой бабушкой, как сделать одежду красивой, утонченной и с долей современности.
Агриппа никогда не завидовала их семейному счастью, ибо была настолько независима и умиротворена своим одиночеством, что вся ее жизнь была похожа на спокойный ручеек, впадавший в обширное кристальное прохладное озеро. Она была независима, но не выставляла это напоказ, хотя это ощущалось сразу при ее появлении на людях. Ее независимость не сковывала ни ее, ни окружающих, наоборот, она вносила непринужденность и плавное течение бесед. Такой была Агриппина – верной наследницей своей величественной бабушки.
Попивая имбирный чай дома у Анны-Марии, они обсуждали современную моду и фантазировали, какими могли быть свитера во времена их прародителей. Их разговор шел плавно, петляя между модой, социальными новостями, изменениями в жизни их общих знакомых и благотворительности.
Их прервал вошедший Вильям – статный мужчина военной выправки с темно-русыми волосами и бородой. Его голос был тихим, но сильным. Ему бы служить в войсках, настолько он хорошо сложен и имел магнетическую силу повиновать других себе, но он был антрепренером и не в одной сфере. Со стороны глядя, казалось, что этот привлекательный мужчина больше подходит Агриппине, а не Анне-Марии, но, как мы знаем, люди, которые вместе, зачастую очень разные, и лишь при определенном ракурсе их лица похожи, как родные.
– Приветствую! – сказал Вильям, нежно поцеловав в макушку свою жену, а после и Агриппину.
Агриппину он любил, как сестру, имеется в виду, что он никогда не общался с ней по душам и не желал того, но он чувствовал в ней какую-то родную нить, схожесть на тонком уровне – скрытую ранимость и открытую вздорность характера. Он был улыбчив и оптимистичен на протяжении всего времени, какое его знала Агриппина, а это без малого шесть лет. И она искренне удивлялась, как человек может быть в приподнятом расположении духа постоянно.
Анна-Мария была застенчивой на людях, но в знакомой компании – очень веселой. Агриппе она напоминала пушинку одуванчика, а иногда капризную девчонку, которую сама Агриппина могла немного усмирить, как старый пес молодого щенка. Но фундамент их дружбы созидался на твердой почве несгибаемых принципов: чувстве собственного достоинства, безмерного уважения всего живого и чувстве долга помогать иным.
