І
Насмотревшись на штамп в паспорте, который делал меня свободным, скинув оковы супружеского «счастья», я с чувством глубокого удовлетворения захлопнул его и, положив в карман, вышел на улицу.
Стоя на крыльце загса, я вдохнул полной грудью свежего воздуха и осмотрелся по сторонам. Бездонное голубое небо, яркое солнце и щебетание птиц в густой листве настраивали на лирический лад, и я, спустившись, по ступенькам, решил пройтись пешком до проспекта Победы, а там посидеть в кафе и за кружкой пива решить, что делать дальше.
Впервые после пяти лет семейного ада я шел спокойно, не спеша, ни о чем не думая и ни о чем не переживая. Многочисленные рекламные щиты, натыканные на каждом шагу, веселили душу своей примитивностью, а идущие навстречу девушки, бросая на меня взгляды, вселяли надежду.
Выйдя в районе «Большевика» на Брест-Литовский проспект (в памяти почему-то всплыло старое название), я сел под первый попавшийся «грибок» и заказал пива.
Шулявка и Политех были для меня родными: здесь прошли мое детство и юность, на моих глазах этот уголок Киева застраивался и разрастался, рос вширь и ввысь, а по улицам ходили преимущественно добрые и отзывчивые люди…
Я посмотрел через дорогу, и мой взгляд задержался на центральном входе в киностудию имени Довженко, и я вспомнил, как меня и моего двоюродного брата приводили сюда родители сниматься в каком-то фильме. Я пришел в отутюженных брюках, белой рубашке, с пионерским галстуком на шее, а брат надел джинсовый костюм, который ему привезли родственники из Польши. Меня взяли, а его нет. Помощник режиссера дал мне в руки красный флаг и, указав место в бутафорском коридоре, где я должен был стоять, поставил задачу: когда начнется съемка, не спеша наматывать материю на древко. Прозвучала команда «Мотор!», и съемка началась. Из соседнего коридора повалил густой дым, и выскочившая оттуда какая-то полоумная бабка, пробежав мимо меня, во весь голос завизжала: «Пожар! Пожар!» Не ожидая такого поворота событий, я с перепуга выронил знамя и побежал за ней. «Стоп! – заорал режиссер. – Ты куда побежал?…»
На этом моя актерская карьера, не успев начаться, закончилась.
Я усмехнулся, вспомнив эту сцену, и поднял руку, подзывая официантку. Пока она шла к моему столику, неуклюже переставляя толстые ноги и тряся давно немытыми и от этого лоснящимися волосами, я, уже решив взять второй бокал, глядя на нее, передумал и, расплатившись, вышел из-под навеса.
В глаза бросилась вывеска «Сільпо». Да, подумал я, даже не «Сельпо», а именно «Сільпо».
Когда я подходил к остановке, у меня уже созрел план действий на сегодняшний вечер: поехать на Крещатик и посетить местную богему – уличных художников-портретистов, многих из которых я знал. С некоторыми из них наши дороги пересекались довольно часто в те далекие времена, когда на моем безымянном пальце еще не блестело обручальное кольцо и я жил с родителями на Шулявке.
Прямо перед моим носом отъехала маршрутка, идущая в центр города, и я, приняв это как знак свыше, пошел пешком, решив дойти до Воздухофлотского моста, а там на чем-нибудь проехать дальше.
Я давно не был в районе Политеха и сейчас, идя вдоль дороги, с интересом оглядывался по сторонам, мысленно отмечая знакомые места, с которыми было связано много воспоминаний: хороших и не очень.
Пушкинский парк! При входе на пьедестале величественно восседает сам Александр Сергеевич – король поэтов всех времен и народов. Памятник настолько пропорционален и гармоничен, что хочется крикнуть «браво!» и аплодировать авторам, создавшим его.
За спиной поэта виднелась дорожка, убегающая вглубь парка. Во времена моей юности она упиралась в танцзал, куда мы иногда ходили на дискотеки. Я вспомнил, как однажды, придя сюда вечером с товарищем потанцевать и познакомиться с девушками, не очень обремененными моральными принципами, нам не хватило денег на входные билеты. А увидев на входе наряд милиции, мы поняли, что прорваться бесплатно не получится, и уже собирались уходить, как вдруг из дверей появился мой сосед – Витя. Узнав о наших проблемах, он сделал рукой обнадеживавший жест и сказал заплетающимся языком: «Спокойно, ребята, я сейчас выведу самых красивых девушек из этого сарая!» И, развернувшись, пошел обратно.
Но вывел не он, а вывели его. Витя вышел с заломанной за спину рукой в сопровождении усатого сержанта, который довел его до «бобика», стоявшего на углу, и «нежно» туда забросил. Как я потом узнал, Витя, проходя в зал, неудачно дыхнул в лицо старшему по наряду.
Я перешел небольшую улицу Полевую и оказался под сенью деревьев парка Политехнического института. Он совершенно не изменился. Те же дорожки, те же лавочки, гуляющие студенты и молодые мамочки с колясками. Идя по квадратным плитам, я наткнулся на лужу, тянувшуюся метров на десять. Она была в том самом месте, что и пятнадцать лет назад. Плиты так и не выровняли, и в этом месте постоянно скапливалась вода. Я вспомнил милую Асю, которую переносил через эту лужу, и злополучный камень, о который споткнулся… Что было дальше, вспоминать не хотелось.
Слева раздался грозный рев, на который отозвались многочисленные оханья, уханья, мычания и похрюкивания. Это меня приветствовал наш зоопарк. У центрального входа, как и много лет назад, замерев на постаменте, его охраняли изваянные из мрамора лев со своей подругой и огромный зубр, грозно смотрящий на посетителей. В детстве мы часто бегали сюда подразнить обезьян и посмотреть на львов и тигров. Со стороны улицы Зоологической в заборе был лаз, и все наши походы в зоопарк были бесплатными. Однажды мы попались. Служитель, который нас изловил, не учтя наш возраст, неудачно пошутил, сказав, что скормит нас тиграм, которым не хватает мяса. От страха мы бежали так быстро, что наши крики не поспевали за нами и оставались где-то далеко позади. После этого случая мы долго обходили зоопарк стороной.
На выходе из парка я остановился у мемориала погибшим преподавателям и студентам Политеха. Напротив располагалась моя школа. Ее перекрасили и обнесли забором. Сердце защемило. «Как быстро летит время», – подумал я и, посмотрев на памятник, мысленно вернулся в восьмой класс, когда со своей одноклассницей, самой красивой девушкой в школе, мы накануне Дня Победы возлагали цветы к его подножию. Вспомнил, как отчаянно забилось мое сердце, когда, кладя вместе букет, наши руки случайно соприкоснулись…
Проходя мимо метро, я с отвращением посмотрел на примыкающую к нему территорию, заставленную киосками, лотками и сумками с продуктами, заплеванную и замусоренную бычками, разноцветными бумажками и шелухой от семечек. Стоявшие рядами торгаши, противно смеясь, громко переговаривались между собой на непонятном языке, чувствуя себя здесь полновластными хозяевами. Опустив голову, я быстро пробежал мимо этого колхоза и нырнул в переход. В переходе было еще хуже. Настроение испортилось.
