Ирина, как сумасшедшая выскочила на террасу, искрометно ринулась к периллам и схватилась за них, как за единственную находящуюся рядом опору. Грудь у нее судорожно вздымалась, руки тряслись, а глаза не находили точки, на которой могли бы сконцентрироваться, поэтому бегали по всему окружающему, мало-помалу наполняясь слезами. Отдышавшись, она с изяществом утерла слезы и поправила растрепавшуюся прическу. С видом герцогини она вернулась в дом. Неспешно пройдя к чайному столику, она позвонила и приказала растопить камин.
– Жарко, ваше превосходительство. Вы не захворали? – Удивилась служанка.
– Нет, Соня, я просто долго стояла на ветру. Закрой ставни после.
Когда Соня удалилась, Ирина приблизилась к камину. Взглянув еще раз на письмо с отвращением, она бросила его в огонь, который в считанные секунды поглотил буквы, причинившие тому, кто их прочел, такую боль. Распрощавшись с письмом, Ирина решила заняться обычными в это время суток делами. Однако из этого ничего не вышло. В безрезультатных попытках заняться документами, рукоделием или цветами, которые приносил садовник для того, чтобы хозяйка собственноручно собирала из них букеты, она обессилила, и, усевшись за письменный стол, принялась писать письмо. Мысли ее путались, в голове разносились отзвуки проклятых слов, разрушившие ее надежды на счастливое будущее.
Писала она своей подруге Татьяне, в Москву, сообщая ей, не подбирая выражений, обо всем случившемся. Она просила ту не распространяться о предмете письма даже близким и оповестила ее о скором своем приезде, ибо находиться взаперти ей более было невмочь. Домашних она собиралась уведомить о решении отбыть этим же вечером.
Дело в том, что Ирина Александровна Астахова любила проводить летние дни на своей даче в Подмосковье, которая располагалась в месте, пусть и уединенном, но весьма популярном среди любителей природы и чистого воздуха. Здесь и правда хорошо дышалось, а местность поражала красотой ландшафта и великолепием пейзажа, открывающимся каждому проезжавшему экипажу. Ирина Александровна прибывала сюда в компании старшей сестры и племянниц. Дача принадлежала семье Астаховых, посему неудивительно, что многие ее члены также предпочитали отдых от городской суматохи в данном месте. В этот раз сестра Ирины, Катерина Александровна Фолинская (в девичестве – Астахова), облюбовала дачу еще в мае. С ней прибыл ее супруг Николай и трое дочерей. Ирина же предпочла отправиться с приятельницей и ее протеже в Крым, чтобы поправить здоровье, и только в конце второго месяца лета присоединилась к родственникам.
Уже наступило время обеда, когда со стороны выхода в сад зазвенел детский смех и прибаутки. Ирина сидела против окна с книгой, из которой не прочла и страницы за час.
– Ну и пекло сегодня, однако. Правильно, что велела запереть ставни, в комнате от того прохладнее. Слушай, ну у Верочки просто чуйка на приключения. Они словно сами ее находят. Не успели мы пройти к Залесьевым, она выловила, бог знает где, ящерку! Представляешь! Ящерку! Уму не постижимо… Так вот, эту злосчастную ящерку она выпустила прямо в доме у Залесьевых! А ты имеешь представление о том, какая чувствительная натура Аделаида Степановна. Шуму-то было…
Столько неиссякаемой энергии и жизни было в этом миниатюрном создании. Катерина Александровна была, как и сестра, красива, с широко распахнутыми глазами и крохотным, аккуратным ротиком. Это была пышущая здоровьем женщина тридцати лет, в которой энтузиазм плескал через край. Без дела ей сидеть не приходилось, но ей это нравилось, несмотря на постоянные ее недовольства.
Она одним движением развязала ленты на шляпе, поправила темно-русые косы, и выдохнув, присела на диван.
– Ну, чем ты занималась, Иринушка, в наше отсутствие?
– Ничем особенным. Почитала, отправила пару писем… Катя, мне в Москву нужно, – она захлопнула книгу и встала.
– Отчего? Ты недавно приехала! Что-то стряслось?
– Ничего не стряслось… – она замолчала, – А может быть, и да…
– Ира! – Катерина встала и подошла к сестре, в ее взгляде читалось беспокойство.
– Да брось! – Осадила ее Ирина. – Откуда, право, столько тревоги? – Она помолчала, затем выпила воды. – От Миши пришло письмо с утренней почтой.
– И что же он?
– Он разорвал помолвку.
На мгновение воцарилась тишина.
– Он «что»?! Нет, Ирочка, как же так? Нет… Он не в своем уме! Определенно, не в своем уме! Что же это… – Она снова села, сестра поднесла ей стакан воды. – Ты так спокойна, Иринушка… Как же он посмел так тебя оскорбить?
– Брось это, брось. Все мы знали, что это непременно случится. – Ирина встала у окна, спиной к сестре, взявшись за голову. – Я уеду завтра же. Тане я уже написала, ответа не просила, но уверена, она меня ждет. Она как раз должна вернуться на днях. – Она откинула золотистые пряди и повернулась к сестре с улыбкой на лице. – Все в порядке. Я ждала, Катенька. Я правда ждала. Я чувствовала. Постоянно… Не бывает хорошо слишком долго.
В гостиную влетели три девочки: девяти, шести и четырех лет, совершенно не похожие друг на друга. За ними вошла няня и Николай Константинович. Это был коренастый, плечистый мужчина с невероятно добрым выражением лица и бесконечной снисходительностью к дочерям.
– Обед подали, дорогие барышни. – Улыбнулся он. – Все хорошо? Ирина, ты словно бледная, нужна хорошая пища и воздух, знаешь, я не так давно читал лекцию в…
И Ирина, взяв под руку зятя, принялась слушать его историю, подкрепленную советами, которые так раздражали его супругу. Катерина Александровна же занялась детьми, которых также нужно было сопроводить к столу.
День тянулся бесконечно. И только когда алый обруч коснулся горизонта, Ирина выдохнула. Были даны распоряжения относительно утреннего отъезда. Николаю было решено ничего пока не сообщать. Сослались на важные дела, которые не терпели отлагательств. Во время завтрака Ирине Александровне принесли письмо от Татьяны, которая в самых пестрых выражениях настаивала на приезде подруги. Сразу же после завтрака, пока не настигла жара, Ирина расцеловала племянниц, сестру и зятя и покинула душное место, направившись прямиком в любимую Москву.