МАКСИМ
- Девушка, вы с ума сошли? – слышу недовольный голос своей секретарши. - Вы зачем сюда ребенка притащили?
- Шеф твой где? – нагловато отвечает ей какая-то девушка.
Интересно, кто это позволяет в моем офисе так орать? Или у меня слуховые галлюцинации? Захожу в приемную, и торможу в ступоре.
Это не просто в офисе вопят, это непосредственно у моего кабинета! Просто треш.
- В чем дело? – стараюсь оставаться спокойным, как всегда.
Все знают, что вывести меня из себя не реально. Я позволяю думать, что чувств у меня нет. И эмоций тоже. Впрочем, почему позволяю? Их на самом деле нет. Я робот. Машина. И мне плевать на человеческие слабости. И на людей, по большому счету плевать.
Робот, которому тяжело переносить детский плач. Любой плач. Особенно трудно – плач младенцев.
Такой, который сейчас разрезает воздух моей приемной.
- Я спросил в чем дело?
Смотрю на секретаршу, лицо которой покрыто алыми пятнами. Они проступают сквозь толстый слой тонального крема, который она вечно наносит.
Перевожу взгляд на незнакомку, которая взгромоздила детское автокресло прямо секретарше на стол.
Я не знаю эту девушку. Она одета модно, броско, очень ярко. У нее даже волосы ярко-розового цвета. На ногах ботинки на шнуровке и дикой платформе. Глядит на меня вызывающе, жвачку жует, отвечает:
- А что, так непонятно? Ребенок плачет. Голодная, наверное. Или еще что. Я не разбираюсь.
- Вы не мать? – мои брови ползут вверх.
- Я похожа на больную? Мне только детей не хватало. Я чайлдфри.
Оставаться спокойным все труднее.
- Максим Леонидович, полицию вызвать? – оторопело спрашивает секретарь.
- Не стоит, Жанна. Думаю, девушка сама уйдет.
- Я? Легко! - поворачивается и топает к лифту.
- Вы ничего не забыли?
- Я? Нет.
- Ребенок.
- Это не мой ребенок. Это ваш ребенок.
Чувствую, как начинают раздуваться ноздри. И глаза, видимо, кровью наливаются, потому что моя секретарша начинает метаться за столом в панике, не зная, что предпринять.
- У меня нет детей.
- Теперь есть. - розовое чудовище пытается пройти мимо меня, но я хватаю ее за локоть.
- Стоять. А теперь объясни внятно, какого… ты принесла этого младенца в мой офис?
- Это девочка. Зовут ее Дарина. Ее мать попала в больницу, а я не нанималась нянчить, у меня сегодня концерт.
- Я тут причем?
- Ты? Видимо ты тот удачливый донор биоматериала, из-за которого моя подруга залетела.
Чёрт. Чувствую, что точка кипения совсем близко.
- Какая подруга? – цежу сквозь зубы.
- А что, ты свою ДНК по всей России-матушке распространяешь? Ребенку пять месяцев, прикинь, с кем спал год назад, узнаешь ответ.
- Слушай, ты, чайлдфри! Ты сейчас вместо концерта отправишься в полицию, и будешь отвечать на другие вопросы другим людям, если не расскажешь все толком, не придуриваясь! Кто мать ребенка?
- Дарья Колесникова, помнишь такую? Или забыл?
Чёрт. Помню. Слишком хорошо помню.
Внутри что-то неприятно ёкает.
Отпускаю дамочку с истерическими волосами, бросаю беглый взгляд на стол, где продолжает надрываться малышка.
- Где она?
- Кто? Дашка? Говорю же, в больничке. Под машину попала. Сотрясение мозга, вроде еще какой-то перелом, или вывих.
В сердце неприятный укол. Под машину… Представляю ее, распластанную на ледяном асфальте. Чёрт, меня это не должно беспокоить. Совсем.
Сжимаю челюсти, чтобы не спросить, как она. Спрашиваю совсем другое.
- Это Дарья тебе сказала, что я отец?
- Нет, это я сама через астральный клапан связалась с высшими силами и вычислила, - девушка выдувает пузырь из жвачки и закатывает глаза. Клоунесса, блин.
- Короче, я там принесла бутылочку, остатки смеси молочной, подгузники. Соску Дарина плюет. Принимай эстафету, папаша! - Говорит, резко срывается и убегает.
Чёрт! Дергаюсь за ней. Но торможу. Даже если я ее поймаю, и что?
Поворачиваюсь, иду к столу. Малышка вся красная, кряхтит. И что с ней делать? Опыта у меня нет. У секретарши тоже. Она у меня не замужняя. Тоже, блин, чайлдфри…
Лихорадочно соображаю, что делать.
- Жанна, у кого из наших сотрудниц есть маленькие дети?
- Я… я не помню, не интересуюсь.
- Зря. Узнайте в отделе кадров, срочно. И всех сюда пригласите. И еще… педиатра из нашей клиники вызовите, это тоже срочно.
Малышка видимо устает кричать громко, покряхтывает, поворачивает голову, ее глазки останавливаются на мне. Я тяну к ней руку, глажу по щечке. Секретарша смотрит на меня как на больного.
А я отстегиваю ремни автолюльки, и осторожно беру крикунью на руки. Она сразу замолкает. Как по команде.
Пухлые губки, носик кнопочкой, большие голубые глаза с длиннющими ресницами.
Красивая принцесса.
Похожа на мамку свою, та тоже была… красивая.
Понимаю, что малышке элементарно жарко. Расстегиваю комбинезончик, стягиваю шапочку, девочка всхлипывает, но, кажется, рыдать больше не собирается.
- Жанна, я вам кажется дал задание, что вы стоите как истукан?
- Да, извините Максим Леонидович, сейчас.
Секретарша хватается за телефон, а я беру пакет, который стоит рядом с люлькой, и иду в кабинет. Сажусь на диван, кладу малышку рядом. Она тут же кривит мордаху. Сейчас начнется скандал!
- Нет, нет, кроха, я тебя сейчас возьму, только раздену!
Она словно понимает меня, смотрит внимательно, надувая пузырь из слюны.
Такая милая.
Единственное, что вызывает у меня хоть какое-то подобие эмоций – дети. Фиг знает, почему.
Может потому, что я рос один, а мне всегда так хотелось брата или сестру?
Или потому, что в двадцать три, когда мы с моей первой женой планировали малыша, я узнал, что отцом стану вряд ли? Она очень хотела ребенка, поэтому сказала мне – извини, дорогой, я тебя люблю, но для меня материнство важнее. И ушла.
А я стал заниматься зарабатыванием бабла. И превратился в робота. В робота, которому безумно хочется увидеть улыбку на этой милой мордашке.
Снимаю комбинезон, стягиваю флисовую кофточку, под ней видавшие виды ползунки. Злость берет – неужели нормальной одежды для ребенка купить не может?
Чувствую, что малышка мокрая. Ее псевдонянька, видимо, не в курсе, как часто надо менять подгузник. Я, в общем, тоже не совсем в теме, но…
Стягиваю мокрые штанишки, распашонка раскрывается, и я вижу кулончик, который висит на шее у девчушки. И узнаю его. Осколок сердца.
Я сам подарил его чуть больше года назад девушке Даше.
Девушке, которая оставила осколки от моего сердца, а теперь у меня в кабинете ребенок, которого она почему-то назвала моим.
Только вот моей эта принцесса быть никак не может.