1. Глава 1. Ульяна
Ребенок плакал. Надрывно, кажется даже - обиженно. Это само по себе было странным, потому, что через этот пустырь редко кто ходил. Собачники, да и те, кто как я срезал дорогу. Раньше здесь были дачи, порой торчали из мезли полуистлевшие фундаменты, остовы стен. И все вокруг заросло старыми клёнаи, одичавшей смородиной и малиной.
Торопинка была узкой и извилистой, испещренной выпуклыми корнями деревьев. Кто по своей воле захотел бы толкать здесь коляску? Раньше я таких охотниц не встречала. Что здесь делает ребёнок?
— Это не моё дело, - сказала я и прибавила шаг.
Уже вечерело. Ночью здесь вполне могли тусить пьяные компании из ближайших высоток, с ними я встречаться не хотела. Одуряюще пахло цветущими деревьями и кустами. И вечер такой тёплый, душный — самое начало июня.
Ребёнок заплакал снова. У меня сердце сжалось. Я так ребёнка хотела. Почему-то, именно девочку. Маленькую, смешную и пухлую. Цвет волос или глаз никакого значения не имели. Я так устала от своего одиночества, что хотела просто любить. Любить своего ребёнка. Иногда, проходя мимо детской площадки я останавливалась и подолгу смотрела, как играют дети. Это было и сладко, и больно разом.
Детский плач становился все ближе, а потом замолк. До этого он раздавался откуда то из-за раскидистого клёна, что рос на крутом повороте тропинки. Я повернула за клен и растерянно замерла. Никакой молодой мамы с коляской не наблюдалось. Посредине тропинки стояла сумка. Обычная такая сумка. Дорожная.
Я шагнула ближе. Нет, сумка не обычная. Она была дорогой. Это так явно бросалось в глаза, словно из карманов торчали пачки купюр. Ничего не торчало, просто дорожная сумка от кутюр стояла посредине тропинки на пустыре заросшем кустами и кленами.
— Ульяна Белова никогда не брала чужого, - произнесла вслух я.
Звук собственного голоса немного разогнал то жуткое предчувствие, что витало вокруг. В душу закралось любопытство - брать не нужно. Нужно посмотреть одним глазком, что там. А потом вызвать полицию и идти домой, пусть сами разбираются.
— Нет, - снова сказала я.
Обошла странную сумку и пошла дальше. Там, за пустырем уже виднелись крыши высоток, в одной из которых я живу. И вдруг я замерла на месте. Ребёнок плакал? Плакал. Куда он делся? Иду я быстро, я бы точно нагнала маму с коляской или малышом на руках. Где, черт побери, ребёнок?
Я обернулась. Сумка стояла все там же. Никто не плакал. Сумка не шевелилась. Я чувствовала себя так, словно попала в фильм ужасов и сейчас непременно что-то случится. В воздухе висит тревога, как запах озона перед грозой. Тёмные кусты. Никого вокруг. Не хватало только тревожной музыки. Я сделала шаг к ней. Потом ещё один. Наклонилась и рывком расстегнула молнию.
Колени едва не подогнулись, с трудом удалось удержать равновесие. В сумке лежал ребёнок. Личико красное — наверное, долго плакал. Карие глаза со слипшимися от слез в стрелки ресницами смотрят на меня внимательно.
Долгую минуту я просто стояла и смотрела на младенца, не в силах сделать что либо — словно парализовало. Ребёнок был совсем маленький, точно я определить не смогла бы, но месяца два-три. Но он уже что-то понимал. Он увидел большого, взрослого человека и ожидал, что сейчас его возьмут на руки, достанут из тесного плена сумки, а я просто смотрела и тупила. И тогда малыш обиженно всплеснул ручками и заплакал. Так горько…
— Прости! - воскликнула я.
Вытащила его скорее, взяла на руки. Малыш был маленьким, но увесистым, голая спинка вспотела, лицо мокрое от слез. Уткнувшись лицом в мою грудь завертел головой — наверное, был голодным.
— Сейчас, — сказала я, голос дрожал. - Сейчас я вызову полицию.
На ребенке был лишь один подгузник, наверное это хорошо, таким тёплым вечером в плотной сумке можно было бы заработать тепловой удар. Трясущимися руками я достала телефон и чертыхнулась - разряжен. Я ни от кого не ждала звонков, поэтому регулярно забывала заряжать телефон.
— Дойдём до дома, - сказала я. — Потом вызову.
Ребёнок все так же плакал, а я прижимая его к себе испытала иррациональное чувство страха. Вечер. Кусты эти. Казалось — оттуда кто-то на нас смотрит. Кто? Но кто-то же выбросил ребёнка! Никто желающий добра так не сделает. За маленького, зареванного ребёнка стало страшно. Его обидят.
— Тише… Тише, зайка, не плачь, вдруг нас кто-то услышит.
Или увидит, как я несу на руках ребёнка. Вдруг его ищут плохие люди? Я приняла волевое решение - малыша нужно положить обратно в сумку и уже так нести, чтобы никто его не увидел. Буду надеяться, что быстрая ходьба его укачает и он не будет плакать.
— Не плачь, пожалуйста… это ненадолго. Я не буду закрывать сумку.
Я положила ребёнка обратно в сумку. И сорвалась, почти побежала, усилием воли заставляя себя усмирить скорость - не дай бог споткнусь и упаду, ребёнок же в сумке… у кустов были глаза. Они смотрели мне вслед. Если бы могли, они бы вытащили корни из земле и потопали за мной. Чтобы отнять у меня ребёнка, который все же затих, уснув.
С пустыря вырвалась и пошла тише. Здесь уже не так страшно, здесь есть люди. И я могла к любому подойти и сказать - у меня ребёнок в сумке. Его кто-то выбросил. Вызовите пожалуйста, полицию. Но я упрямо шла домой.
Там закрылась на все замки и понесла сумку в комнату. Малыш спал. Во сне вздрагивают веки, кулачки крепко сжаты. Наверное, он очень испугался.
Я достала его и переложила на постель. Обыскала сумку. Под малышом был сложенный в несколько раз плед. В боковом кармашка бутылочка и упаковка смеси. Запаянная, новая, уже открытую я боялась бы дать ребёнку. Несколько подгузников. И больше ничего.
— Я позвоню в полицию, - сказала себе я. - Но сначала покормлю малыша.
Развела смесь по инструкции, несколько раз встряхнула, проверила температуру - хорошая. Малыш, словно почувствовав, что ему готовят покушать, закряхтел, и я бросилась к нему с бутылочкой.
— Кушай, мой сладкий…
Он был так голоден, что ел сердито сопя, давясь, раз я даже отобрала у него бутылочку, чтобы не захлебнулся. Он ел, а я на него смотрела. Безотрывно. Он у меня только полчаса, а казалось вдруг, что моя одинокая жизнь вдруг наполнилась смыслом. Я чувствовала физическую боль от мысли, что ребёнка придётся отдать.
Доев малыш вытолкнул соску изо рта языком, а я рассмеялась. Постелила чистую простынь, на неё ребёнка, и сняла явно переполненный подгузник.
— Бог мой, - удивилась я. — Да ты девочка!
А малышка в ответ дрыгнула пухленькими ножками.
Ульяна Белова никогда в жизни не брала чужого, но в этот вечер унесла чужого младенца.
2. Глава 2. Александр
В детской было тихо. Не знаю, чего я ждал, чуда? В последние полтора месяца здесь всегда было шумно. Сновала медсестра, которая приходила каждый день. Тихо напевала няня. И наконец, вполне громко, для своего крохотного тельца, плакала моя дочь.