Это была странная улица. Дома здесь стояли только по одну сторону сплошной стеной безо всяких промежутков, сливаясь в какого-то чудовищного искореженного червя, застывшего в вечной судороге камня. По другую же сторону узкой выщербленной мостовой земля уходила в никуда. Не было ни обрыва, ни тумана, ни даже пустого пространства. Ни одно окно не светилось в черно-бурой каменной туше, фонарей на улице тоже не было, но свет – тусклый, лилово-желтый – заполнял, казалось, весь свободный от домов объем.
Я шел по твердо-текучей мостовой, стараясь не приближаться к телу «каменного червя», от которого ощутимо исходили волны ледяного холода. И это тоже было странно – при полном безветрии. И еще полное отсутствие людей…
«Червь» неожиданно отвернул от светящегося ничто и влился во вполне нормальную улицу с тротуарами и проезжей частью. И я наконец-то увидел людей. Они двигались по улице, каждый по своим делам, по одиночке и парами, заходили в распахнутые стеклянные двери магазинов, подходили к топтавшимся тут же лотошникам, курили, разговаривали, но… до меня не долетало ни единого звука! Немое кино.
Но жуть заключалась не в этом. То один, то другой из прохожих вдруг останавливался, тело его буквально скрючивало непонятной судорогой, и оно мгновенно распадалось на две фигуры – золотистую и черно-фиолетовую. В руках у них появлялись клинки, и начиналась молчаливая и беззвучная сеча. Золотистые неизменно оказывались вооружены длинными и тонкими, похожими на шпаги клинками, а черно-фиолетовые – двумя кривыми и широкими ятаганами.
Когда один побеждал другого, последний мгновенно растворялся в окружающем лиловом сиянии, а победитель тут же снова становился внешне обычным человеком и продолжал прерванное занятие, как ни в чем не бывало. И самое ужасное, что черные почти всегда одерживали верх!
Это было плохо, это было несправедливо. Я чувствовал это, но не мог понять, почему так происходит. Я лишь точно знал, что мне необходимо быстрее найти, настигнуть кого-то – кого? – иначе этот кошмар никогда не кончится. Но и просто наблюдать за происходящим вокруг я не мог. Не имел права!
Я двинулся вперед, – как я почему-то знал, к центру города, – и тут из ближайшего ко мне дома выскочил растрепанный полный мужчина в цивильном костюме, замер посреди мостовой, потом тело его знакомо свело судорогой страдания, и он мгновенно распался на две фигуры – золотистую и черно-фиолетовую. В руках у них появились все те же, что и у других, клинки, и началась стремительная и по-прежнему бесшумная дуэль.
Это было мрачное и в то же время захватывающее зрелище. Но светлая ипостась оказалась явно слабее темной. И когда оба черных ятагана уже готовы были вонзиться в золотистое тело, я не выдержал, выбросил вперед правую руку, одновременно сжав в кулак левую, и поток розового пламени, сорвавшийся с пальцев, накрыл светлую фигуру. Через мгновение ятаганы коснулись трепещущей завесы, и тут же темная фигура растворилась в окружающем лилово-желтом свечении. А светлая половина вновь обрела человеческую плоть. И мужчина, уже спокойный, пригладил волосы, одернул пиджак и прошел мимо, не обратив на меня никакого внимания.
Я вздохнул и снова двинулся вдоль улицы, и снова не удержался, увидев, как схватился сам с собой аккуратный мальчик в больших очках со скрипичным футляром в руках. А потом была беременная молодая женщина с годовалым малышом в коляске, а потом еще и еще…
И с каждым разом воздух вокруг меня становился чуть плотнее, и двигаться было все труднее, и розовое пламя животворной чи бледнело на глазах. Я понял, что долго не протяну, ускорил шаг, стараясь не смотреть по сторонам, где продолжалось безумие распада, повернул за угол и неожиданно вышел на площадь. Посреди нее возвышался смутно знакомый, серый четырехгранный постамент с такой же блеклой, низкорослой и лысой статуей наверху, нелепо вытянувшей куда-то вперед и вверх правую руку в непонятном призыве. А рядом с памятником четко вырисовывалась стройная фигурка в черном плаще с капюшоном, скрывавшим лицо владелицы.
Она?..
Я максимально ускорил шаг, но когда до нее оставалось с десяток метров, черная женщина вдруг подняла обе руки перед собой, между ладонями ее вспыхнул красно-фиолетовый шар и рванулся мне навстречу, превращаясь в волнистую ленту. Я инстинктивно укрылся за ставшим уже полупрозрачным радужным овоидом волевой защиты, но понял, что долго не выстою, когда зловещая лента ударила в самый центр его – в Анахату, сердечную чакру. Это было классическое энергоинформационное нападение, какое обычно применяют колдуны и маги.
Кто же ты?!..
В следующий миг, словно услышав мой мысленный возглас, черная женщина откинула капюшон, и я замер от неожиданности. Это была она, Нурия Саликбекова, черный мадхъя – мой рок и мое проклятие!
И она рассмеялась мне в лицо радостно и весело и поманила к себе обеими руками, и от этого простого, человеческого жеста на меня вдруг навалилась неимоверная, неподъемная тяжесть. Я буквально ощутил, как продавливается и покрывается трещинами разрывов защитный кокон воли. Голова раскалывалась болью от чудовищного давления чужого сознания, слабость пополам с тошнотой волнами прокатывалась по телу снизу вверх, в глазах поплыли черные круги, и тут я услышал ее голос:
– Здравствуй, Идущий! Наконец-то я дождалась. Мне очень не хватало тебя все эти годы, но теперь мы будем вместе. Отныне и навсегда!..
Гора на моих плечах снова стала набирать вес, ноги подогнулись, и я упал на колени. Но в тот же самый миг откуда-то сверху на меня хлынул бесшумный поток дивного золотисто-алого света, который буквально смыл беспощадную тяжесть чужой воли, одновременно пропитывая и наполняя тело и душу живительной силой и мощью. Я легко вскочил на ноги, оттолкнулся и стал медленно и плавно всплывать в этом чудесном потоке навстречу невидимому спасителю. В последнюю секунду, оглянувшись, я разглядел сквозь струящуюся завесу искаженное злобой и отчаянием прекрасное лицо чудовища и… проснулся!
Какое-то время я просто бездумно лежал, отдыхая от пережитого стресса и почти с нежностью слушая ровное тихое посапывание Лены, удобно устроившейся на моем плече. Электронная «сова» на стене высвечивала глазами цифры – 5: 45 – Час Гиены или время «третьих петухов», когда вся разгулявшаяся за ночь нечисть с тоскливым воем и шипением уползает обратно в свои норы до следующей полуночи – Часа Нетопыря. Но то – нечисть, а на черного мадхъя сии неписаные законы никоим образом не действуют, даже наоборот, при желании он сам может их писать и переписывать. Это вполне ему под силу, в пределах нашего континуума…
