Поэтические переводы с французского
Предисловие
Нет в литературном деле более спорной области, чем поэтический перевод. В отличие от прочих литературных практик трансформация поэтического текста из одной языковой системы координат в другую отличается стойким, ярко выраженным антагонистическим подходом. Есть две школы, одна из которых считает необходимым и достаточным передачу удобным способом идей и смыслов, заключенных в стихе, в то время как другая настаивает на максимальном сохранении формирующих стихотворение элементов, видя главное достоинство перевода в его максимальной близости к оригиналу. Первому подходу свойственна вольность, второму – строгость. Свои позиции представители обеих школ аргументируют по-разному. Первые пекутся о ритмической и фонетической гладкости перевода, строя его по поэтическим лекалам родного языка, у вторых на первом месте точность, часто в ущерб музыкальности. У тех и у других свои авторитеты со своими несовместимыми мнениями. Вот что, например, писал В. Набоков в защиту второго подхода:
«Следует раз и навсегда отказаться от расхожего мнения, будто перевод „должен легко читаться“ и „не должен производить впечатление перевода“ (вот комплименты, какими встретит всякий бледный пересказ наш критик-пурист, который никогда не читал и не прочтет подлинника). Если на то пошло, всякий перевод, не производящий впечатление перевода, при ближайшем рассмотрении непременно окажется неточным, тогда как единственными достоинствами добротного перевода следует считать его верность и адекватность оригиналу. Будет ли он легко читаться, это уже зависит от образца, а не от снятой с него копии»
В ответ адепты первой школы называют переводы оппонентов «бескрылыми». Причисляя себя к последователям Набокова, я исхожу из того, что ответственность перед читателем есть первая и единственная добродетель переводчика. При этом я прекрасно сознаю, что точность перевода принципиально ограничена, и это делает практику перевода особым, отдельным от поэтического творчества искусством. Вдохновение переводчика должно быть совсем другого сорта, чем вдохновение поэта. «Переводы – это нива полубессознательного» – утверждал Набоков. Рискну утверждать, что самые неудачные с точки зрения адекватности переводы делаются поэтами, для которых оригинал лишь отправная точка их поэтической фантазии. Не следует ждать ничего хорошего и от тех, кто использует для перевода подстрочник, не владея при этом языком оригинала. Импровизации в этом деле неуместны. Замечу попутно, что вольный перевод совсем не работает там, где смысл вплетен в словесную вязь и без нее не существует.
Чтобы окончательно все запутать, приведу резюме позднего Набокова, приписанное им герою романа «Ада»:
«Он затруднялся сказать, кто ему отвратительнее: добронамеренная посредственность, чьи потуги на верность разбиваются как об отсутствие артистического чутья, так и об уморительные ошибки в толковании текста, или профессиональный поэт, украшающий собственными изобретеньицами мертвого, беспомощного автора (приделывая ему там бакенбарды, тут добавочный детородный орган) – метод, изящно камуфлирующий невежество пересказчика по части исходного языка смешением промахов пустоцветной учености с прихотями цветистого вымысла».
Во многом соглашаясь с В. Набоковым, от себя добавлю следующее: на оригинал стиха следует взирать, как на поданного иностранного литературного государства и обращаться с ним по всем правилам дипломатии – то есть так, чтобы перевод его на другой язык превращался не в принудительную адаптацию, а был бы, как и сама дипломатия, искусством возможного.
В настоящий сборник вошли переводы стихов французских поэтов преимущественно второй половины XIX, начала XX веков. Среди них как титулованные, так и малоизвестные нашему читателю поэты. По замыслу это должно придать сборнику не только представительство, но и глубину. Желая настроить читателя на ответственное восприятие моих трудов, я предварил свои переводы краткими статьями разных лет, которые, надеюсь, дадут представление о тех трудностях, что поджидают добросовестного переводчика на пути достижения посильной адекватности перевода оригиналу.
Еще раз о трудностях перевода
Основная проблема стихотворного перевода заключается в том, что выверенное, вымеренное, доведенное до совершенства стихотворное изделие является для переводчика не более чем заготовкой, и ничем другим быть не может. Отсюда первейшая задача переводчика: зажав чужую заготовку в тисках родного языка постараться повредить ее при обработке как можно меньше.
Хотел бы сделать вас участниками увлекательного и неблагодарного занятия, каким является стихотворный перевод. Отправной точкой послужит нам статья в журнале «Иностранная литература» №9 за 2000 год. Статья эта примечательна тем, что в ней кроме толковых рассуждений о творчестве Ш. Бодлера приведены пять переводов его стихотворения «Une charogne» («Падаль») из цикла «Цветы зла», степень и качество обработки которых я и хотел бы вместе с вами оценить. Для этого нет нужды сравнивать все двенадцать четверостиший, достаточно взглянуть на первое и последнее. Желающие ознакомиться с полными текстами переводов могут обратиться к вышеуказанному источнику. Нам же по причине экономии места довольно того описания, что приводится в статье:
«Содержание „Падали“ достаточно просто: первые девять четверостиший посвящены детальному описанию разлагающегося трупа, в последних трех поэт, обращаясь к своей возлюбленной, говорит о том, что и ей суждено истлеть в земле, но она останется в его стихах и силой его дара избежит забвения».
Итак, вот переводы первого четверостишия:
Было ясное утро. Под музыку нежных речей
Шли тропинкою мы; полной грудью дышалось.
Вдруг вы вскрикнули громко: на ложе из жестких камней
Безобразная падаль валялась…
(П. Якубович, 1909г)
Скажи, ты помнишь ли ту вещь, что приковала
Наш взор, обласканный сияньем летних дней,
Ту падаль, что вокруг зловонье изливала,
Труп, опрокинутый на ложе из камней.
(Л. Кобылинский, 1908г)
Вы помните ли то, что видели мы летом
Мой ангел, помните ли вы
Ту лошадь дохлую под ярким белым светом
Среди рыжеющей травы?
(В. Левик, 1970г)
Мы видели ее в один из летних дней
Мой друг, напоминать вам надо ль?
Тропинка, поворот, и там, среди камней
Та отвратительная падаль
(И. Бабицкий, 1999г)
Ты помнишь, жизнь моя, как позднею весною,
Когда так ласкова заря
Нам падаль жалкая предстала в луже гноя
На жестком ложе пустыря?
(А. Гелескул,?)
А вот подстрочник первого четверостишия:
