В Энской столичной церкви заканчивались спешные приготовления к богатому венчанию. Одни служители расстилали нарядный, но уже значительно потертый ковер, другие устанавливали аналой, осматривали паникадило, люстры, смахивали пыль, что-то чистили тряпками.
– Старайся, Егор, сегодня, кажись, нам хорошо перепадет! – вполголоса говорил один сторож другому.
– Нешто очень уж богатые?
– Чего богаче: миллионы венчаться будут.
– Как так миллионы? – глупо переспросил служитель.
– А так: невеста – первейшая богачиха, единственная дочка купца первой гильдии Сметанина, жених – тоже страшный богач будет, сын купца Русанова. Вот и выходит, что миллионы на миллионы пойдут!
– Ой ли!
– Дурак, правду говорю.
Это известие окрылило Егора. Мысль о щедрых чаевых утроила его старание, и он с каким-то зверским удовольствием плевал на тряпку и обтирал ею перила и карнизы иконостасов.
На клиросе – справа и слева – уже толпились певчие в парадном одеянии.
Регент особенно суетился и волновался.
– Вы, Колюченко, кажется, опять уже того? Успели уж! Насвистались? Эх, что с вами и делать!.. Сегодня ведь трудный концерт предстоит…
В голосе регента слышалась укоризна.
– Не беспокойтесь, Иван Елпамидонтович, как известно вам, октаве необходимо подкрепление. Какая же мыслима октава без водки! Конфуз один выйдет… А я вот как гряну:
«Гря-а-ди, гряди, голубица-а-а!..»
И он грянул действительно так, что у регента выпал из рук камертон, а долговязый сторож вздрогнул и чуть не изрек ругательство.
– Эх ведь, как его пробирает!
Тенора, дисканты, альты пробовали «верхи» по тону.
В церкви были уже и батюшка, и отец диакон.
– Хорошая свадьба! – убежденно крякал отец диакон.
– Душеспасительная… – соглашался батюшка.
Кое-кто из публики, толпившейся около церкви, проник во внутренность ее.
Это поставило в тупик церковный причт.
– Как отнестись к сему? Пускать народ, жадный до таких зрелищ, в церковь или не пускать?
– Распоряжений особых не было… Стало быть – можно… – решил батюшка. – Как в храм Божий не пускать публику?
– Эх! – злобно и сокрушенно ворчали сторожа, взирая на «любопытных», наполняющих храм. – И что это они прутся?
– Ну, вы, почтенные, не лезьте, не толпитесь, не закрывайте проходу… Не для вас, чай, ковер разостлали! Становитесь в сторонку!
– Известно дело, не для нас… Где нам на бархатных коврах стоять… – шипели достославные «цикорки», обожающие лицезрение богатых венчаний. – А храм-то, чай, не для одних-то толстосумов…
– Ну, ну, ладна… Не прохлаждайтесь, а, пожалуйста, в сторонку! – окрысивались сторожа.
В церковь уже начали съезжаться приглашенные на церемонию венчания. То и дело подкатывали экипажи, все – собственные, из которых выходили представители и представительницы именитого петербургского купечества, разодетые в шелка, бархаты, сверкающие массой драгоценных камней.
– Гляди… гляди… Ишь, как сияет!.. – доносилось из толпы.
– Чего им не сиять при эдаких деньжищах…
– А что, жених-то еще не приехал, миленькие?
– Нет. Сейчас, должно, прибудет… А ты что: перехватить его у невесты хочешь, тетка?
В толпе, запрудившей собою место перед церковью, паперть и сени ее, прокатывается здоровый, веселый смех.
– Тьфу, тьфу! – плюется, негодует «тетка». – Во-первых, какая я тебе тетка, а потом от живого мужа нешто можно за другого выходить?
– А небось хотела бы за такого миллионщика пойти? – не унимается досужий балагур-зубоскал. – Эх, жалко, что ты замужняя: беспременно влюбился бы в тебя жених.
Кругом смех усиливается… «Тетка» в пылу благородного негодования и оскорбленной гордости начинает уже ругаться.
– Господа! Потише, без безобразий! – решительно изрекает будочник, следящий за порядком перед церковью. – Потеснитесь! Не прите!
Экипажи, привезшие своих богатых владельцев, отъезжали в сторону.
Сквозь узкий проход между двух стен толпы-публики проходила нарядная вереница свадебных гостей.
Церковный староста, видя, что любопытных прибывает все более и более, крикнул сторожам:
– Протяните канаты! Живо, живо!
– Па-а-ди! Берегись! – доносились громкие, жирные окрики чудовищно толстых кучеров.
– Ах, милушки, уж не жених ли?
– И то как будто…
– Чего вы врете, какой это жених…
Шумит, волнуется, жужжит, судачит и злословит толпа.
– Едет! Едет! – прокатилось в ней волной. Действительно, из роскошной кареты вышел жених, окруженный щегольскими шаферами под руку с посаженым отцом.
– Ах, молодой, красивый!.. – заволновалась толпа.
– И такой миллионщик!..
В церкви уже зажжены люстры, паникадило, вся она сверкает морем огня. Блеск свечей переливается радужным светом в бриллиантах нарядных дам и девиц богатого купеческого царства.
Теперь началось ожидание невесты. Любопытство и нетерпение толпы достигло крайнего напряжения.
Глава II. Прерванное венчание. Невеста с усами. Ее похищение
Почти одновременно к церкви подъехали две кареты, запряженные дивными рысаками.
Из первой кареты вышла невеста, окруженная «подругами», вторая карета отъехала в сторону.
Те, кто ожидал прибытия невесты, чтобы посмотреть, какова она, были жестоко разочарованы: из-за плотного шелкового тюля-газа фаты лица совсем не было видно. К тому же невеста не отнимала от лица кружевного платка.
– Что это она так закрылась?
– Стыдится, может…
– Да чего ей стыдиться-то? Говорят, красавица писаная. Сопутствуемая посаженой матерью, рыхлой купчихой в богатейшем наряде, невеста вошла в храм.
Навстречу ей спешил жених, кудрявый молодой человек во фраке с глупой бараньей физиономией.
– Дорогая… – тихо шепнул он ей.
– Гря-а-ди, гряди, голубица! – грянул хор приветственный концерт.
На одну секунду невеста остановилась, вздрогнула, словно страшась идти дальше, но потом, очевидно, взяв себя в руки, она – под руку с женихом – направилась к аналою.
– Что это она платок держит у лица? Плачет, что ли?
– А как же не плакать: последний девичий денек, чай.
Сотни глаз, жадных, любопытных, устремлены на пару, которую сейчас будут венчать.
Священник, мягко, ласково улыбаясь, встречает жениха и невесту, устанавливает их у аналоя. Шафера занимают свои места за женихом и невестой. Заливаются тенора, гудит октава.
«Гря-а-ди, гряди, голубица…»
– Как она волнуется!
– Зато как ликующе весел и победоносен жених!
Венчание началось.
Но не успел еще священник произнести несколько слов, как вдруг церковь огласилась безумно-страшным криком жениха:
– Ай! Господи, что это?
Храм вздрогнул. Все, как один человек, направили свои взоры на венчающихся, и то, что они увидели, заставило и их испустить возгласы, полные не меньшего страха:
– Глядите! Глядите! Что это такое?
Невеста стояла, откинув с лица венчальную фату.
– Усы! Мужчина!
Батюшка отшатнулся. Жених окаменел.