Похоронное бюро на улице Солнечной
Детям, пропавшим без вести…
Сын у Алтаевых пропал давно – почти полтора года назад. Но так – «давно» и «почти» – мог сказать следователь, давно кинувший тонкую папку с «висячкой» на нижнюю полку старого советского шкафа, или бабульки, почти всегда сидящие на скамейке перед подъездом.
Для Тимура и Светланы прошло уже 448 дней с того полудня 19 августа 2001 года, когда Мурка пропал…
«Играл во дворе и не вернулся домой Мурат Алтаев, 1996 г.р.. Был одет в синюю футболку с большой белой надписью «Найк», белые шорты и серые кроссовки. Приметы: рост, примерно, 50 см., худощавый, волосы темные короткие, глаза карие. Особые приметы: небольшой свежий ожог на тыльной стороне кисти левой руки (от утюга). Предположительно, мальчика увел мужчина в черном пальто. Всех, что-либо знающих о местонахождении ребенка, просьба позвонить по указанным ниже телефонам или «02».
Каждое утро Тимур начинал с того, что из окна кухни с высоты четвертого этажа окидывал взглядом обычный алматинский двор – то солнечный, то дождливый, то заснеженный. Даже зимой казалось, что вот-вот увидишь малыша, идущего домой по снегу в белых шортах. «Холодно же ему, холодно», – приходила в голову безумная мысль… Таких мыслей было много, и некоторые из них могли преследовать несколько дней.
Света большую часть времени проводила у телефона и выходила из дома только раз в месяц – в редакцию крупной газеты повторять объявление с маленькой фотографией Мурки. Потом в газете ей стали говорить, что все площади заняты под рекламу, извинялись, обещали повторить объявление через месяц, бесплатно, и даже несколько раз, действительно, повторили. Но однажды позвонил некий замредактора (так он представился) и, попросив к трубке «хозяина», деликатно объяснил Тимуру, что эта «тяжелая и не решаемая пока проблема играет в каком-то роде против популярности газеты, взявшей курс с криминала на позитив». При этом он пообещал и дальше ставить «иногда» объявление, но за эти два с половиной месяца оно так и не вышло. Света в другие газеты не пошла. Она вообще больше из дома не выходила.
А Тимур, глянув утром в окно, выходил на еще спящую улицу и бродил по окрестным дворам. Его уже узнавали дворники и собачники. Один из них, с далматинцем на поводке, даже как-то предложил: «Мужик, понимаю, бегать тебе нельзя, а раз ходишь – возьми щенка, все веселее, дешево отдам». Тимур покачал головой…
Потом он шел на работу. И это был еще один день, наполненный бессмысленной суетой людей, у которых было все. Все, кроме денег. Они этого не понимали, просто бегали за деньгами и все. Только друзья иногда вспоминали, что у Тимки пропал пацан. Обычно это происходило, когда пили «за все хорошее». Кто-нибудь осекался, и все замолкали. Тимур перестал пить с ними – зачем? Он не любил портить настроение людям. А пить в одиночку не мог. Да и не успокаивало это – вообще никак не действовало. Водка только обжигала гортань и стоила столько-то денег.
Он просто работал, а вечером видел жену, сидящую у зеркала. Первое время она сидела у телефона. Потом – в детской, у кроватки. Сейчас у зеркала. Сидит целыми днями, глядя в сторону. Немного ест. Тимур готовил и оставлял Свете на столе. Иногда еду приходилось выбрасывать, иногда в тарелке было заметно вмешательство чайной ложки. Любимой ложки Мурки. Сын всегда определял ее по чрезмерной гнутости (из-за пристрастия к йогуртам, которые он до капли выскребал из стаканчиков). Тимур не раз хотел выправить ее, но детский слоган «моя гнута!» удерживал его.
Сегодня Света поела «гнутой» гречку. Тимур бросил остатки в ведро, ополоснул тарелку и, включив свет в зале, сел на кровать. Было слышно, как у соседей президент говорил об улучшении. Дверь в комнату сына, как всегда, была открыта, и в проеме белел покрывалом угол кровати, под ней желтела долька баскетбольного мяча.
– По поводу пацана, он у нас, – быстро сказал мужской голос, когда Тимур схватил трубку телефона. – Никому ничё и приходи завтра в парк, один, часам к пяти, к чертову колесу, я сам подойду. Еще раз говорю: никому ничё…
Света посмотрела на Тимура. Он понял, что давно не видел ее глаз.
– Завтра, – сказал Тимур.
Она все еще смотрела на него.
– Завтра в пять.
– Мурка, – вдруг произнесла она запретное слово.
– Спать, – сказал Тимур и погасил свет.
Ночью он слушал, как она встает и на цыпочках уходит в детскую, как поправляет там покрывало на кровати и, в который раз, переставляет игрушки.
Утром он не пошел по дворам. Пришел на работу и сидел в своем кабинете, слушая недовольное буханье ведра уборщицы Лены. Сослуживцы собирались словно нехотя. За окном редко сыпал снег пополам с дождем – нелепая алматинская зима. Вызвал шеф: надо срочно ехать в Атырау, в командировку.
– Не могу, – выдавил из себя Тимур и вышел из кабинета, понимая, что до увольнения осталось всего ничего.
В час он был уже в парке. Бродил, стуча ботинками по грязно-ледяным аллеям, каждый раз выводившим его к «чертову колесу» – давно замерзшей махине. Здесь Тимур делал остановку, выкуривал еще одну сигарету, слушая карканье ворон, смотрел на часы и снова делал небольшой круг. За все это время ему встретилось человек пятнадцать, в основном, служащих ушедшего в зимнюю спячку зоопарка, случайных прохожих, сокративших через парк свой путь, и нескольких рабочих, мостивших аллею, а вернее, лениво куривших у черного с красным катка. Заглянул Тимур и в зоопарк – пустынный тихий зимний зоопарк, где мерзли зубры, на льду пруда уныло сидел немногочисленный птичник с подрезанными крыльями, за решетками мертво лежали медведи и нервно бегали из угла в угол волки. Уже выйдя из зоопарка, он услышал протяжный многоголосый звук, царапающий ледяными иглами спину. И вдруг понял, что это кричат животные. Почему-то они кричали все разом, и в этом крике было что-то… тоска или боль? Тимур впервые такое слышал.
– Привет, – буднично сказал куривший у «чертова колеса» парень в темно-синей куртке,
– Где пацан? – выдохнул Тимур.
– С тебя пять штук.
– Сейчас?!
– Завтра, в одиннадцать. Здесь же.
– А он…
– Все будет чики. Только – никому ничё.
– У меня пока нет столько…
Парень не дослушал, развернулся и ушел. Тимур хотел побежать за ним, проследить. Дошел до ближайшей скамейки и осел. На дереве была прибита фанерная стрелка с полустершейся надписью «илиция». Закаркала ворона.
– Мне нужно пять тысяч, – сказал Тимур, зайдя к шефу.
– Нет пока на аванс денег, тебе что, в бухгалтерии не сказали?
– Мне… долларов.
– Баксов?!
– Да. Квартира в залог.
– Это не реально.
– Мне сына возвращают.
