1. Пролог. Бункер
Механизм старого лифта тяжело, натужно скрипел.
«Надо сказать ремонтникам», - мелькнуло в голове у мужчины.
Мысль была машинальной, необходимо привычной. Если восемнадцать лет подряд одной из ключевых задач выживания, твоего и тех, кто тебе доверился, является бесперебойная работа всех без исключения систем, постепенно волей-неволей научишься подмечать каждую мелочь.
Усилившийся шум кондиционера. Слабый напор воды в кране. Потухшую лампу аварийного света. Горькую морщину на лбу коллеги... Люди – не механизмы, но тоже изнашиваются. И твоя задача, в числе прочих, приглядывать еще и за ними. За теми, кто тебе доверился. Ты не имеешь права отмахиваться и не обращать внимания на мелочи. Ты обязан быть самым умным, самым стойким, самым решительным. Самым уверенным в победе – даже если давным-давно в ней разуверился.
Двери лифта разошлись, мужчина шагнул вперед. В темном бетонном тамбуре загорелась тусклая лампа. Ну, хоть датчики движения исправно работают... Пока еще работают, - поправил себя мужчина. Распахнул дверь тамбура. Вспыхнувшие лампы подтвердили, что датчики работают и здесь.
Выглядело помещение уныло. Бетонная коробка – снаружи вход в Бункер строители когда-то небрежно замаскировали под котельную, – с облупившейся от времени краской на стенах. Вся обстановка – длинные деревянные лавки да металлические шкафы.
В шкафах когда-то хранились противогазы и костюмы химзащиты: во времена строительства Бункера человечество готовилось к совсем другой катастрофе. Сейчас шкафы были под завязку набиты сеном для лошадей и дровами – сложно сказать, с какой целью. Как и сложно было сказать, в какой момент место рассохшихся противогазов и слежавшихся костюмов заняли сено и дрова. Когда-то мужчина над адаптской запасливостью посмеивался. А сейчас с трудом вспоминал, для чего изначально предназначались шкафы. Сейчас казалось, что сено и дрова лежали здесь всегда – как с незапамятных времен висели на вешалках защитные комбинезоны.
Мужчина, не оглядываясь, прошел по образованному шкафами и лавками коридору к двери, в сторону выхода.
Он знал, что человек, стоящий снаружи, без приглашения не войдет - хотя тяжелая бронированная дверь открыта, сам отпер ее с пульта десять минут назад. У человека, стоящего снаружи, свои представления о хороших манерах.
Мужчина с натугой отодвинул дверь.
За дверью была ночь. В этом мире всегда – ночь. По крайней мере, для таких, как он, подземных жителей.
- Здравствуй, - поздоровался мужчина с освещенной прожектором, закутанной в плащ фигурой.
Отступил в сторону, приглашая войти.
Гость кивнул – одновременно здороваясь и благодаря за приглашение. Вошел.
- Ты задержался. – Мужчина старался, чтобы голос звучал бодро. – Я ждал тебя двумя неделями раньше.
- Дорога не становится лучше, - отозвался гость, - а я не становлюсь моложе. – Откинул капюшон плаща.
И впрямь постарел, отметил про себя мужчина. Он каждый раз почему-то ждал, что гость придет не один, приведет преемника. И каждый раз в своих ожиданиях обманывался.
- Сколько? – Гость, как обычно, долгими вступлениями не утруждался.
- Двое.
- Ты обещал троих.
- Я ничего не обещал. - Мужчина добавил в голосе металла.
Недолгая игра в гляделки, как обычно, закончилась ничьей.
- Что ж, двое так двое. Идем. – Вместо того чтобы снять плащ, гость запахнулся в него плотнее.
- Ты можешь отдохнуть, если хочешь.
- Не хочу. - Тоже привычный обоим ритуал.
Мужчина кивнул. Прошел в тамбур и надавил светящуюся кнопку лифта.
2. Глава 1. Эри. Бункер
Эри брела по заснеженной дороге. До недавних пор она думала, что любит снег.
Ей нравилось наблюдать за кружащимися в свете бункерных прожекторов снежинками, нравилось погружать ладони в холодное пушистое покрывало – и выдергивать их, взвизгивая и обдавая снегом тех, кому не повезло оказаться рядом.
Это было очень весело – ведь Эри знала, что с прогулки вернется в тепло и уют. Ладони согреются быстрее, чем она вспомнит, что они замерзли, снег на шапке и воротнике пуховика растает, и единственной досадой, портящей настроение, будет ворчание Любови Леонидовны – ну как ты себя ведешь, Эри! Ты самая взрослая, семнадцать лет! Ты должна подавать пример. Еще вчера ей казалось, что на свете нет ничего более противного, чем ворчание старой воспитательницы.
Сейчас Эри пробиралась по дороге, по щиколотку утопая в снегу и гадая, как далеко сумеет уйти прежде чем замерзнет насмерть. Снег уже не казался ни красивым, ни пушистым. Единственным ориентиром служил санный след, проторенный три ночи назад адаптской повозкой – с тех пор его изрядно засыпало, едва различим в темноте. Фонарик Эри решила пока не включать, экономила заряд.
***
Три ночи назад адапты пришли в Бункер в последний раз.
- Мы вынуждены экономить ресурсы, - сказал Вадим Александрович тому, кто пришел.
Эри подслушивала, затаившись в соседней лаборатории. Наблюдательную позицию заняла заранее – знала, что Вадим Александрович приведет адапта сюда.
Мужчина хмуро кивнул. Он вообще оказался немногословным - высокий, широкоплечий, по-адаптски темнокожий, со светлыми глазами и горбатым носом. Прежде Эри никогда его не видела, но догадалась – это самый главный адапт. Тот, кого взрослые называли Рэдом. Упоминали они еще Германа и Кирилла. Но, насколько поняла Эри – а к разговорам взрослых о том, что творится наверху, в адаптском мире, стала прислушиваться не так давно – Герман обитал далеко от Бункера, во Владимире. А Кирилл пропал без вести около полугода назад.
Адапт молчал – но не для Эри. Для нее люди вообще не молчали. Они звучали, так Эри еще в раннем детстве придумала называть то, что слышала только она.
Люди звучали радостью, негодованием, страхом, сомнениями – каждый звук был непохож на другой, Эри различала все. В раннем детстве и не догадывалась, что никто, кроме нее, этих звуков не слышит, даже Елена Викторовна и Григорий Алексеевич.
Эри было лет пять, когда они вдвоем вытащили ее из мастерской, где занималась любимым делом – мешалась под ногами у Тимофея – и сказали, что с ней надо серьезно поговорить. Эри надулась от важности, пообещала Тимофею, что скоро вернется – с удивлением расслышав, что старый мастер не на шутку встревожен - и пошла вслед за ними. Подумав мимоходом, что Елена Викторовна и Григорий Алексеевич какие-то странные, и ей это не нравится.
Эри на всякий случай зазвенела изо всех сил, внушая воспитателям, что она хорошая и ругаться на нее не надо. За что именно ее могли отругать, Эри не знала, но в глубине души догадывалась, что поводов достаточно.
Эри умела делать так, чтобы люди слышали, какая она чудесная девочка - ну разве можно такую ругать?.. Или как ей скучно и грустно – надо взять на ручки и пожалеть!.. И какая, вообще, ерунда – утащенные из столовой леденцы или спрятанные в спальне тапочки – Любовь Леонидовна их так забавно искала…
