Вспышка ослепила его, и дрожь прокатилась по телу, на мгновение потерявшему чувствительность.
По мере того, как глаза привыкали к темноте, в бездонном ночном небе над головой загорались всё новые холодные звёзды. Ладони покалывало, мороз пробирался сквозь рубашку и джинсы, кусая тело и конечности. Человек попробовал пошевелиться, и услышал, как хрустнул под ним потревоженный снег.
Он лежал в лесу. Безмолвные силуэты деревьев кривым частоколом уходили куда-то вверх, в непроглядную тьму.
Чувства возвращались. В морозном воздухе смешивались запахи хвои и гари. Невдалеке, почти рядом, послышались голоса, и, повинуясь скорее чутью, нежели разуму, путник затаился и прислушался.
Немецкая речь. По-военному рубленые фразы… «Получилось! У меня получилось!» – от этой мысли у него перехватило дыхание.
Выстрел безжалостным эхом прокатился в ночной тишине, путник вздрогнул и пригнулся. Сердце бешено колотилось. Он вспомнил, кто он такой и зачем он здесь.
Человек медленно поднялся, вглядываясь во мрак. Ноги слушались плохо, голова кружилась, но вопреки инстинктам и страху он должен был идти вперёд.
Туда, где только что прогремел выстрел. Навстречу опасности.
Семейный проект
– Не забудьте о семейных проектах, каникулы быстро пролетят! – прокричал Тихон звучно и деланно строго, – Поработайте хорошенько, поговорите с бабушками и дедушками! Они много могут вам рассказать, если задавать вопросы и слушать!
«Тогда вы увидите, что история – это то, что творит каждый из нас», – закончил он мысль про себя. Прозвенел звонок, и все, включая его, учителя, облегчённо выдохнули. Неуправляемый восьмой «В» шумно собирался на выход. Тихон взглянул в окно, отключившись от гомона пятнадцатилетних шалопаев. Совсем недавно они были робкими и послушными шестиклашками, внимали каждому его слову… «Ну, почти каждому». Теперь у них уже свои, взрослые заботы.
– До свидания, Тихон Алексеич, хорошо вам отдохнуть! – сидевший на четвёртой парте Максим Юшков уже телепортировался к выходу. «Собрался
ещё в середине урока», – Тихон усмехнулся и вспомнил свои пятнадцать: достаточно взрослый, чтобы курить, но недостаточно смекалистый, чтобы не палиться перед настоящими взрослыми.
Ладно, что он там помнит! Двадцать с лишним лет прошло с его восьмого класса. Да и не курил он, будем честны. Он вообще был, что называется, «ботаном»: сидел на первой парте, тянул руку на уроках истории и умничал. Впрочем, с ним дружили все, даже девчонки не считали его придурком. Волшебное было время! Вся жизнь была впереди, и главное – тогда у него был дедушка.
Настроение транспонировалось в минор. Уже два с половиной года прошло, но он так и не свыкся с тем, что деда больше нет. В их последнюю встречу дед почти никого не узнавал, пребывая в температурном забытье. Мысли его путались, а неестественные фиолетовые губы звали отца. «Папа, папочка мой милый… Скоро увидимся!». Тихон вздохнул и, отогнав эти мысли, с рассеянной улыбкой посмотрел на быстро пустеющий класс.
– А вы чем займётесь на каникулах, Тихон Алексеич? – не без кокетства спросила низенькая и бойкая староста класса Лерка Семихвостова, – Скучать без нас не будете?
– Чтобы не слишком убиваться в разлуке, тоже займусь семейным проектом, – весело ответил Тихон, – не только же вашими тетрадями мне заниматься!
– Сходите в кино, мы, вот, завтра в «Киргизию» всем классом идём! – серьёзно и по-взрослому сказала Лерка, – а вы девушку сводите. У вас же есть девушка, Тихон Алексеич?
– Спасибо за заботу, Лера, я обязательно над этим подумаю.
Стрельнув глазами в его сторону, Лерка кивнула и присоединилась к выходящим из класса подругам. «Становятся взрослыми, – задумался Тихон, – и пробуют свои новые, только вступающие в силу, девичьи чары. Ещё несколько лет, и будут разбивать сердца на всю катушку…»
Последние прощания, и вот уже эти дети, составляющие большую часть его жизни, растворились в гуле последней перед осенними каникулами перемены. В субботу задерживаться в школе лишнюю минуту никому не хотелось.
Он тоже решил устроить себе каникулы. Заняться, наконец, книгой. Или статьёй. Тихон пока не знал, что у него выйдет, просто решил посвятить грядущую неделю разбору старого архива – семейных фотографий, заметок деда, привившего ему любовь к фамильной истории, скудных военных документов прадеда.
Прадед – Тихон Петрович Егоров – «геройски погиб в плену», как не раз говорил дед, ссылаясь на письмо, полученное в годы войны его матерью. В сорок втором под Великими Луками его тяжело раненого захватили в плен и пытали немцы, чтобы заставить болотами вывести их из окружения. Прадед повторил подвиг Сусанина, завёл их чёрт знает куда, и сгинул в болотах вместе с ними. А дед – ему не было тогда и четырёх – ждал отца, кажется, всю оставшуюся свою жизнь. Скучал. Нет, тосковал по нему. У Тихона была и выцветшая «похоронка», и копии ответов, полученных прабабушкой из военкомата и министерства. О подробностях подвига прадеда Тихон узнал не так давно, уже после смерти деда, когда Минобороны оцифровали свои архивы. Это было его маленькое историческое открытие, которым он так и не смог поделиться со своим «учителем» – дедушкой.
Через полчаса Тихон был уже дома. Его холостяцкая берлога была совсем недалеко от школы, в пяти минутах от метро «Новогиреево». Это была угловая «однушка» с просторной кухней, где Тихон и проводил свои вечера, выпивая литры кофе и проверяя домашки. Он думал убрать разделяющую кухню и комнату стену, чтобы стало ещё просторнее, но руки у него так и не дошли. Хотя, как иронизировал он сам, руки у него растут именно так, чтобы на них ходить.
Опустившись на диван, Тихон закурил. За большими окнами быстро сгущались ноябрьские сумерки, всё отчётливее проступали на фоне серо-синего неба три столба дыма, неспешно вылетающие из труб какого-то производства через дорогу. Тихон вспомнил, какое небо было в деревне в его детстве, попытался найти хотя бы одну звезду за окном. Только серая засвеченная мгла и гул МКАДа. Он поморщился и поднялся.
Нужно приниматься за дела. Обычно вечер проходил за подготовкой к урокам и проверкой рефератов учеников, но сегодня всё будет иначе. Тихон оглядел комнату, собираясь с мыслями. С портрета на книжной полке смотрел молодой Тихон Петрович с маленьким Колей – будущим дедом – на руках. На нижних полках стояли две плотно закрытые архивные коробки. Вот они – его сокровища! Люди, сражающиеся за квадратные метры или сберкнижки покойных предков, были непонятны Тихону: для него истинной драгоценностью были семейные архивы, и в этих коробках было дедушкино наследство, доставшееся ему как «историку», старшему внуку и продолжателю увлечения деда.
