Несмотря на то, что я провела много часов в темноте, глаза адаптируются мгновенно, потому что здесь полумрак. Я сижу на твердом, холодном паркете, в двух метрах от дубового стола, за которым идет игра. Кажется, покер. Лампа, горящая над игроками, единственный источник освещения.
От удара по голове голоса сидящих за столом сливаются.
Я четко вижу четверых мужчин, но уверена, что там, во мраке, до которого не дотягивается свет, — есть кто-то еще. Инстинктивно чувствую его присутствие. А еще мне кажется, что он на меня смотрит. Мороз по коже.
Как только веревка на запястьях ослабевает, начинаю хаотично себя ощупывать. Рукав платья наполовину оторван и болтается где-то в районе локтя, подол тоже порван на лоскуты. То, что осталось от капроновых колготок, слезы. Кожа на коленках содрана до крови.
Растираю распухшие запястья. Боль адская, но я терплю и лишь сильнее стискиваю зубы. Судя по запахам, локация поменялась. Я не чувствую сырости и затхлости того подвала, где меня держали до этого.
Голова все еще тяжелая, губы дерет от боли.
Когда меня сюда привезли, я была без сознания, эти сволочи чем-то накачали еще в городе. Понятия не имею, сколько дней назад это было. Два? Три? Может, неделю? Я периодически приходила в себя и вырубалась. Все пыталась найти лазейку, чтобы сбежать, и молилась. Впервые в жизни мне было настолько страшно, но на помощь никто не шел.
В один из моментов просветления укусила охранника, что принес еду и воду. Хотела сбежать. Тогда он ударил меня по лицу, я стукнулась головой о пол и потеряла сознание. В себя пришла уже в этой комнате.
— Смазливая, зараза, — каркает тот, что сидит ко мне ближе всех.
— Пыл остуди. Она не для тебя. Шейх ее уже ждет, — врывается еще один скрипучий голос.
Липкий, холодный страх окутывает тело мгновенно. Я кое-как смогла взять себя в руки и даже приготовиться к смерти, но это…
Перед глазами все снова плывет, но теперь уже от слез. Я даже пискнуть боюсь, не хочу привлекать к себе лишнее внимание. Мне так страшно. Я не хочу умирать, не хочу попасть в рабство. Я хочу жить. Снова влюбиться, выйти замуж, родить ребеночка, стать настоящей актрисой. Быть просто счастливой.
Почему это все вообще со мной происходит? Мои родители состоятельные люди, они бы могли заплатить выкуп. Любые деньги. Именно это я и пытаюсь озвучить, разлепляя губы, но, как только с языка срываются первые слова, охранник, что меня сюда притащил, толкает меня в спину прикладом автомата.
Замолкаю, крепче обнимая дрожащие плечи руками.
— Говорят, Токман уже всю Москву на уши поставил, — усмехается тот, кто сказал про Шейха.
Папа? Они знают, кто мой отец, но не требуют выкуп? Хотя к чему им это, если они хотят меня продать…
— Это ему за Володьку. Эта тварь за все ответит.
Неужели они говорят о моем отце? Кто такой этот Володька и что папа ему сделал?
— Двух зайцев, Степаныч, еще и подзаработаешь на этой малолетней шлюхе.
По комнате прокатывается мерзкий гогот, и я невольно сжимаюсь сильнее, закрывая глаза, будто это может мне хоть как-то помочь.
В комнате повисает тишина. Она почти осязаемая, я ее чувствую, а еще взгляд, он меня просто прожигает. Мое лицо горит, но я не решаюсь поднять голову, чтобы попытаться получше рассмотреть темноту, в которой явно кто-то прячется.
— Я хочу ее себе.
Голос из прошлого врывается в сознание жгучим взрывом. Пузырь, который я создала, чтобы абстрагироваться от происходящего, – лопается. Кончики пальцев начинает покалывать, а язык к небу прилипает. Боязливо вытягиваю шею, потому что знаю того, кто прячется в темноте комнаты, того, кого почувствовала, как только меня сюда привели.
Я узнаю его даже через тысячи лет. Всегда.
Как такое возможно? Как он может здесь быть? Здесь, среди этих нелюдей?
Мой Данис. Моя любовь. Мой предатель.
Человек, растоптавший мои чувства и нарушивший нашу клятву…
— Любая в твоем распоряжении. Но не она, — рыкает самый говорливый.
— Но я хочу ее, — слова звучат капризом, а потом Данис Кайсаров окончательно выходит на свет. — Именно ее, — скользит по мне безразличным взглядом, от которого я покрываюсь коркой льда.
Сердце сжимается.
Когда-то он говорил, что без меня ему холодно. Что без меня он не выживет. А теперь холодно мне. Просто невыносимо, когда он рядом.
Неуклюже отползаю подальше, не сводя с него глаз. Меня колотит от его приближающихся шагов. Они хищные и абсолютно беззвучные.
Сейчас между нами пропасть размерами с Марианскую впадину. Мы не виделись больше года, и все это время я пыталась его забыть. Правда пыталась.
Жадно рассматриваю его образ, мрачность которого не спасает даже ярко-красная водолазка. Данис присаживается радом со мной на корточки и поддевает пальцами подбородок. Сглатываю, а у самой губы дрожат.
У него руки горячие. Меня морозом обдает, а ему тепло. Без меня. Теперь его сердце греет другая, потому что он женат…
Предатель и трус. Я узнала о том, что он женится, прямо в день его свадьбы. У него не хватило смелости сказать мне это в глаза.
— Больно?
Дергаюсь в попытке отстраниться, но его пальцы усиливают давление. Он рассматривает мое лицо, смотрит на губы. Хмурится и аккуратно прикладывает большой палец рядом с ранкой.
Больно ли мне? Сейчас, все физическое уходит на второй план. Он рвет мою душу на клочки одним своим присутствием.
— Закрой глаза, — произносит так тихо, что слышу, наверное, только я, и резко выпрямляется.
— Что? — разлепляю губы, а потом звучит выстрел.
Звонкий, закладывающий уши звук, от которого все в этой комнате содрогаются.
Выстрел. Он совершает его без эмоций. Просто стреляет в лоб тому, кто ему отказал. Я вижу, как уже безжизненная голова стукается о стол, по поверхности которого начинает струиться алая кровь.
Внутренности леденеют. Меня трясет, а тело ватное. Я полностью обездвижена. Даже если захочу сейчас бежать, просто не смогу сделать этого физически. Не смогу подняться.
— Я же просил, — Данис делает паузу, и на его лице появляется полуулыбка, — по-хорошему. Ну почему всегда нужно усложнять? — его темные брови съезжаются на переносице, а сидящие за столом притихают.
Мне кажется, даже атмосфера меняется. Никто здесь, кроме Кайсарова, больше не чувствует себя в безопасности.
Данис смотрит на ствол, который сжимает в руке, и дает отмашку вбежавшей охране, что мгновенно заполонила комнату.
— Ее наверх, — заключает спокойно, — этого на свалку, — толкает ногой сидящий труп, и тот валится со стула на пол.
— Дан, это не…, — пытается перечить тот, что минуту назад смеялся надо мной.
— Ты меня плохо слышишь? С Шейхом я разберусь сам.
В ужасе отталкиваюсь пятками от пола, врезаясь спиной в кожаный диван. Он только что убил человека, прямо на моих глазах.
