Не знаю, почему, но с детства я ужасно не любила ехать в купе с мужчинами. Однако билет на поезд до Оренбурга я покупала заранее, когда купе было ещё полностью свободным. И я надеялась, что среди пассажиров окажется хоть одна женщина. Когда я вошла, на нижней полке уже сидел старик и неотрывно смотрел в окно, щуря и без того узкие глаза от света полуночных фонарей. Я поздоровалась, он повернул голову, буркнул «Здрасьте!» – затем снова уставился в окно. Впрочем, я не огорчилась, а даже, напротив, обрадовалась – каким-то неприятным он мне показался. Хотя внешне вроде и не урод, но что-то недоброе было в его глазах – такое, что не то что общаться, даже смотреть на него было как-то неуютно. Поэтому я с чистой совестью вытащила из сумки объёмную косметичку, куда хорошо умещалась и помада с тушью и духами, и мыло с зубной щёткой и пастой, и таблетки на всякий случай, смочила ватный диск жидкостью для снятия макияжа и стала стирать тушь с ресниц.
Только я успела стереть остатки, как в купе вошли двое молодых людей. Один был недурен собой, но не более того. Но второй… Наверное, говорить о любви с первого взгляда было бы опрометчиво, всё-таки я уже не в том возрасте, чтобы вот так сходу принять первого встречного за Прекрасного Принца. Но именно таким я в своих рассказах изобразила бы этот образ. И если бы по сюжету надо было бы прибегнуть к античной мифологии, то у меня не было бы сомнений, каким представить греческого бога Аполлона. Чёрт же меня дёрнул стереть макияж! Накрашенными мои ресницы смотрятся гораздо выразительнее! Может, подкрасить, пока не поздно? Но в следующую минуту подумала: нет, неудобно.
Небрежно бросив: «Здрасьте!», – молодые люди начали засовывать чемоданы под нижние полки. Я тут же встала, чтобы не мешать. Старик поднялся с места крайне неохотно и при этом смерил меня таким злым взглядом, словно это я была виновата, что они нарушили его покой. А может, я просто преувеличила?
В отличие от старика, молодые люди оказались весьма разговорчивыми. Не прошло и пяти минут, как мы с Ваней – так звали того красавца, который заставил моё сердце трепетать, и его другом Гошей – расспрашивали друг друга о том, кто куда путь держит. Оба ехали в Бузулук, в гости к одному приятелю. Бузулук… Это ж вроде недалеко от Оренбурга. Значит, я целые сутки буду ехать в такой интересной компании! Нет, всё-таки, думала я, не так уж плохо в купе с мужчинами. Особенно если один из них – Ваня. Даже старик, который всё это время угрюмо молчал, уже не вызывал такого негатива. Что он, в конец концов, мешает, что ли?
Однако вскоре я поняла, что насчёт интересной компании сильно погорячилась. Гоша залез в планшет, прочитал в новостях про «Мемориал» и вдруг начал на все лады ругать Рогинского и всю его родню до седьмого колена.
– Расстреливать таких надо! – прокомментировал Ваня.
– Чем же он вам плохого сделал? – поинтересовалась я.
Моя мама лично знала Арсения Борисовича. Добрейшей души человек! И представить, чтобы он совершил что-то настолько ужасное, чтобы заслужить высшей меры наказания, мне, признаться, было нелегко.
– Ты что, реально не знаешь? – удивился Ваня. – Это же иностранные агенты! Они за пиндосские гранты Россию продали! Круто мы их тогда зелёнкой, скажи, Гош!
Бабочки в животе, едва зародившись, умерли. Как достаточно порой всего одной фразы, чтобы понять, какой недалёкий человек перед тобой!
– Но мы им Родину просто так не отдадим! – продолжал тем временем Ваня. – Если понадобится, будем сражаться до последней капли крови!
– Эти жиды ещё не знают, что такое настоящие русские патриоты! – поддержал друга Гоша.
Мне вдруг стало скучно с этой компанией. И противно. Не очень-то мне верилось в то, что молодчики, всегда готовые бороться с зелёнкой против безоружных интеллигентов, с такой же готовностью пойдут самоотверженно сражаться за Родину в случае реальной опасности. Однако спорить не особенно хотелось. Да и зачем? Разумных аргументов такие всё равно не станут слушать, а сотрясать воздух зазря – есть ли смысл? Поэтому я вытащила из косметички зубную щётку и пасту, взяла полотенце и молча пошла умываться.
Поезд уже тронулся, когда я, сделав свои дела, собралась был вернуться в купе. Но неожиданно моё внимание привлёк шум. Молодая девушка, уперев руки в боки, ругалась с проводницей:
– Почему я должна ехать в одном купе с чеченами? Они ж совсем дикие, только с гор спустились! Вдруг они меня изнасилуют, убьют или продадут в рабство?
Проводница в ответ спокойно объясняла, что, свободных купе, к сожалению, нет в наличии, поэтому ничем помочь не может.
– Так выселите их из купе, к чёртовой матери! Я русская, почему я должна это терпеть?
Так же спокойно проводница объяснила, что сделать этого никак не может, поскольку пассажиры точно такие же граждане и заплатили за билеты.
Проходя мимо открытой двери купе, куда, как я помнила, та девушка вошла при посадке, я, не удержавшись, заглянула вовнутрь. Там сидел мужчина лет примерно за пятьдесят, сурового вида, в очках, с бородой, убелённой сединами, и две женщины – одна молодая, другая постарше, притом та вторая вполне славянской внешности. Этих женщин я видела впервые в жизни. Но мужчина… Я его сразу узнала. Да и как не узнать, когда мама всё лето щеголяла в футболке с изображением чеченского правозащитника Анвара Магомедова? Сколько раз, отправляя ему письма в СИЗО города Грозного, мама передавала от меня приветы! А мне – от него. Помню, как бурно мы обе радовались, когда его неожиданно освободили по УДО. Хотя лучше бы не сажали вовсе! Ведь и дураку было понятно, что марихуану ему в машину подбросили. Но судья добросовестно исполнила приказ сверху – посадить, невзирая ни на что. Я помнила, как стойко и мужественно держался отважный правозащитник. «Я уповаю на Всевышнего, – говорил он в последнем слове. – Если он считает, что мне надо находиться за решёткой, я и это приму». И надо же такому случиться, что я с этим человеком сейчас еду в одном поезде!
