«Спит гаолян1, сопки покрыты мглой… На сопках Маньчжурии воины спят, и русских не слышно слёз…»2
Музыка этого вальса была мне знакома с детства, но его слова я впервые услышал значительно позже, когда проходил срочную службу в Латвии: приехав по каким-то хозяйственным нуждам в древнюю Либаву – нынешнюю Лиепаю, – я решил побродить по городу. Был воскресный солнечный день, в порту играл военный оркестр, музыка разносилась далеко над погружёнными в летний зной кварталами, и в неё вплетались щемящие пронзительные слова:
Страшно вокруг,
И ветер на сопках рыдает.
Порой из-за туч выплывает луна,
Могилы солдат освещает.
Белеют кресты
Далёких героев прекрасных.
И прошлого тени кружатся вокруг,
Твердят нам о жертвах напрасных…
И я вспомнил, что именно отсюда, из порта Либавы, в начале октября 1904 года вышла 2-я Тихоокеанская эскадра адмирала Рожественского: корабли покинули рейд и отправились на помощь осаждённому японскими войсками Порт-Артуру. Позже выходили ещё корабли и отправлялись вдогонку за 2-й Тихоокеанской… Никто не ведал, что эскадра плыла навстречу своей гибели.
…Подобно мне, в 1904 году бродил по «городу, в котором рождается ветер»3 и двадцатисемилетний матрос Балтийского флота Алексей Новиков. Правда, обстановка и настроение были отнюдь не солнечными и безмятежными – всё окутывала осенняя промозглость, а небесные хляби то и дело разрешались дождливой моросью. Невзирая на погоду, отказаться от прогулки Алексей не мог, ибо ему предстоял продолжительный и опасный поход через три океана, вокруг Европы, Африки и Азии к Японскому морю, и кто знает, когда ещё доведётся ступить на твёрдую почву, да и доведётся ли… Матрос полакомился пирожным в кондитерской, затем зашёл в книжную лавку, где имел случайную встречу с офицером своей эскадры. После, купив последние выпуски сборника «Знание», воротился на броненосец «Орёл». В ту ночь он долго не мог заснуть: ворочался на подвесной парусиновой койке и гадал о грядущем. Но как тут угадаешь? То, что ему предстояло участвовать в Цусимском сражении, попасть в японский плен, а потом, спустя годы, изложить пережитое в исторической эпопее «Цусима» – нет, этого никак не мог знать будущий писатель Алексей Силантьевич Новиков-Прибой!
…Да и я в тот день, с которого начал своё повествование, не столь уж много знал о событиях и персонажах великой трагедии, разыгравшейся на Дальнем Востоке в начале двадцатого века. Сведения копились постепенно, и ныне настала пора их изложить… А тогда я просто шагал по дышавшей покоем и чистотой брусчатке лиепайской улочки, и в моей душе какой-то глубинной тягучей тоской отзывались давно затихшие за спиной слова старого вальса:
Средь будничной тьмы,
Житейской обыденной прозы,
Забыть до сих пор мы не можем войны,
И льются горючие слёзы.
Плачет отец,
Плачет жена молодая,
Плачет вся Русь, как один человек,
Злой рок судьбы проклиная.
Так слёзы бегут
Как волны далёкого моря,
И сердце терзают тоска и печаль
И бездна великого горя.
Героев тела
Давно уж в могилах истлели,
А мы им последний не отдали долг
И вечную память не спели…
Да, большинство русских могил той войны остались безымянными, брошенными на гаоляновых полях далёкой Маньчжурии. Но не все имена героев канули в забвение. Одним из них был Илья Алексеевич Шатров, служивший капельмейстером в 214-м Мокшанском полку. В феврале 1905 года, когда разгорелась кровопролитная Мукденская битва, полку пришлось туго: двенадцать суток удерживали мокшанцы свои позиции, отбивая атаку за атакой. В конце концов на соседних флангах уже никого не осталось в живых, но 214-й Мокшанский продолжал сражаться в окружении.
Силы русских воинов таяли, и когда поражение уже казалось неминуемым, в тылу у оборонявшихся грянул полковой оркестр! Это двадцатишестилетний капельмейстер Илья Шатров собрал музыкантов и, приказав играть военные марши, дирижировал в продолжение всего дальнейшего боя. Марши, сменяя друг друга, воодушевляли бойцов, и очередная атака японцев была отбита. А затем над русскими окопами разнеслось последнее смертное «ура», и 214-й Мокшанский, ринувшись в яростную атаку, прорвал кольцо окружения.
Немногие вышли живыми из боя. Семеро уцелевших музыкантов были награждены георгиевскими крестами и почётными серебряными трубами, а капельмейстер Илья Шатров – офицерским орденом Святого Станислава третьей степени с мечами… И летом 1906 года он сочинил знаменитый вальс «Мокшанский полк на сопках Маньчжурии», посвятив его своим погибшим товарищам.
…А началась эта война в ночь с 26 на 27 января4 1904 года, когда японский флот вероломно атаковал русскую эскадру на внешнем рейде Порт-Артура. Эскадренные броненосцы «Цесаревич», «Ретвизан» и крейсер «Паллада» были выведены из строя, получив тяжёлые повреждения от взрывов неприятельских торпед.
Впрочем, русские моряки, быстро опомнившись, дали отпор нападавшим и вынудили японские миноносцы ретироваться. Повреждённые суда отправились на внутренний рейд. А на следующее утро, когда вновь появившаяся японская эскадра подвергла город бомбардировке, русский флот вышел ей навстречу и, поддержанный огнём береговых батарей, скоро отогнал неприятеля прочь.
И лишь 28 января Япония объявила войну официально.
Спустя тридцать семь лет нападение японского флота на Порт-Артур историки назовут репетицией Пёрл-Харбора.
Аналогия вполне правомерная. Многое в истории повторяется.
Часть первая.
Шапками закидаем…
Эта знаменитая фраза прозвучала за полвека до описываемых событий, во время Крымской войны, когда командующий русской армией князь Александр Сергеевич Меншиков готовился дать сражение объединённым франко-англо-турецким войскам подле реки Альмы. Он был столь уверен в своей победе, что даже пригласил местный бомонд лицезреть ожидаемый разгром неприятеля. Тут-то и воскликнул во всеуслышание командир 17-й пехотной дивизии генерал Кирьяков:
– Не извольте беспокоиться, ваше сиятельство, шапками закидаем неприятеля!
Хотя по преданию ещё в 1611 году восставшие москвичи грозили полякам: «Ужо мы вас шапками закидаем да рукавами всех повыметем!», однако именно после нечаемого поражения русской армии при Альме упомянутое выражение стало крылатым, превратившись в ироническую мету непомерной самонадеянности.
Увы, спустя пять десятилетий снова настало подходящее время для упомянутой метафоры.
…Россия не была готова к войне в Маньчжурии. Японцев презрительно называли макаками и считали, что они «не посмеют». В этом свете интересны воспоминания великого князя Александра Михайловича об одной его беседе с императором Николаем II:
