22 июня 1941 года, Берлин, кабинет Шелленберга
Нахлынувшие воспоминания о нашей первой встрече с Вальтером Шелленбергом видимо как то отразились на моём лице, чего я собственно говоря и не собирался скрывать.
Он тоже широко улыбнулся мне и с распростёртыми объятиями шёл мне на встречу.
На нём был серый штатский костюм от лучших парижских кутюрье.
– Здравствуй дружище Серж, – произнёс он своим мягким голосом, тепло обнимая меня.
Я ответил на его радушие своими объятиями и сказал недовольно:
– От друзей не прячутся целый день…
– Я не прятался, – возмутился он, улыбаясь, – просто Серж я был очень занят, – выкрутился Вальтер.
– И что же так могло тебя занять? Не война ли с нами?, – не принимая его шутливого тона, я спросил серьёзно.
– И это тоже…, – махнул он небрежно рукой, как будто начать войну СССР было для него, словно игры в кегли.
– Ну не обижайся, – похлопал он меня дружески по плечу, приглашая присесть на мягкое кресло у низкого столика, на который уже нам сервировали лёгкий завтрак.
Я не стал чиниться и присев, тут же налил себе ароматного свежезаваренного кофе, которым стал запивать чудесные французские круассаны и мой любимый штрудель по-берлински.
Дождавшись, пока я получу удовольствие от еды, Вальтер продолжил всё тем же его фирменным задушевным и вкрадчивым голосом.
– Конечно Серж, ты вполне можешь быть в обиде и на меня, и на фюрера… Но у нас не было другого выхода…
– Нам нужны развязанные руки на Востоке Европы, чтобы сделать большой бросок на Ближний Восток, – принялся Шелленберг мне в очередной раз пересказывать этот бред. Я молча ел и слушал…
– И для этого вы решили поставить на кон свою судьбу, Германии наконец…, – зло я буркнул, продолжая наслаждаться завтраком.
Он на это только широко улыбнулся, как кот, наевшийся сметаны. Затем он подошёл к своему огромному столу и достал из одного из выдвижных ящиков коричневую коробочку с золотой свастикой.
Затем заговорил более серьёзно:
– Герр Козырёф, мне поручено фюрером германской нации Адольфом Гитлером вручить Вам эту награду…
Я при этих напыщенных слова встал…, а Вальтер продолжил:
– Герр Козырёф, Вы награждаетесь рыцарским крестом с дубовыми листьями за неоценимые заслуги пред рейхом…
Сказав эти слова, мой друг открыл коробочку, достал оттуда награду, подошёл ко мне и за ленточки повесил её мне на шею.
Мне ничего не оставалось, как вскинуть руку в нацистском приветствии и рявкнуть нечленораздельно «Хайль», дожёвывая берлинский штрудель.
– Ну теперь ты доволен?, – спросил улыбаясь Вальтер.
– Наградой да, а вот войной нет, – откровенно я ответил.
На что он, пожав плечами, сказал:
– Если хочешь знать… все генералы и я… были против… но фюрер был непоколебим…
– Что буде с посольскими?, – перешёл я на другую тему.
Шелленберг снова небрежно махнул рукой, но заметил тень на моём лице, пояснил:
– Серж, я ничего не решаю…
– А что будет со мною?, – спросил я уже про свою судьбу.
Тут Вальтер стал совсем серьёзен:
– Серж, как ты понимаешь, ты нам нужен там, а не здесь…
Я его перебил:
– Тогда я должен быть в посольстве до конца… каким бы он не был…
Шелленберг покивал согласно головою, сказав:
– Я тоже так думаю… Но продумай, чем ты теперь можешь быть полезен Сталину… Не выкинет ли он теперь тебя из своей колоды? По сути – ты провалил дело…
Его слова меня больно резанули… Я это прекрасно понимал и даже чувствовал огромную вину… Особенно когда увидел фото наших убитых, раненных и пленных солдат на страницах экстренных выпусков немецких газет… Они и тут лежали на столе…
– В любом случае мне лучше быть в посольстве и если будет обмен… то уехать со всеми, – высказал я свою мысль.
Он согласно кивнул… Тут у него на столе прозвучал звонок телефона. Вальтер неспеша подошёл, снял трубку и после приветствия, стал внимательно слушать.
Затем коротко буркнул в неё «Хайль» и положил назад на рычаг.
После чего улыбнувшись произнёс:
– Утёр ты нос этому зазнайке Мюллеру… Ничего его молодчики важного в посольстве не нашли…
– Как тебе это удалось? Не скромничай, Серж… Твоя работа?, – весело засыпал меня он вопросами.
Тут уже я пожал плечами и небрежно ответил:
– Не дело личного посланника Сталина с этим возится…
Лицо Шелленберга посерьёзнело и он сказал:
– А кто вчера убеждал Деканозова, что сегодня будет война?
– А это прокол, – пронеслось у меня в голове, – это твой очередной прокол дорогой мой друг… так вот взять и сказать, что у вас есть агент среди посольских… Мне теперь не составит труда его вычислить… Ведь и его ты захочешь обменять на немецких дипломатов в СССР…
На этот вопрос Вальтера и кого угодно из моих здешних «хозяев», я ответ заготовил заранее:
– Так теперь ни у кого нет сомнения, что я не предатель… для советских, – сказал я тоже серьёзно.
– Да, это серьёзный аргумент … в случае твоего возвращения в СССР, – согласился Шелленберг.
Затем он также неспеша подошёл ко мне и аккуратно снял с меня гитлеровскую награду.
Помещая её назад в коробочку, он пояснил:
– Тебе она там ни к чему… Пусть тут тебя подождёт, – и снова улыбнулся улыбкой Чеширского кота.
А у меня в мозгу снова всплыло: «Ну вылитый Табаков»
– И кто этот Табаков? И ещё какой то кот Матроскин?
Потом Шелленберг нажал кнопку у себя под столом и вошедшему по вызову эсэсовцу приказал:
– Доставить его назад, – при этом кивнул на меня.
И уже без всяких дружеских объятий я покинул кабинет руководителя контрразведки Третьего рейха.
В коридоре столкнулся с ещё одним штатским, конвоируемым таким же эсэсовцем. Ни он, ни тем более я, виду, что знаем друг друга, не подали…
Память услужливо мне подсказала, что это Борис Бажанов, бывший личный секретарь Сталина, бежавший из СССР в 28-м году, с которым я познакомился уже в Париже…
***
В конце марта 1935 года мне пришло из Москвы поручение срочно убыть из Берлина в Париж в помощь тамошнему нашему полпреду товарищу Потёмкину.
Товарищ Довгалевский, – мой хороший знакомый и даже можно сказать старший друг, который до этого занимал там этот пост, скоропостижно скончался ещё в июле прошлого года.
Я прекрасно понимал резоны, которыми руководствовались в НКИД…
Особенно в свете недавно полученных мною сведений из недр генштаба рейхсвера, о готовящемся нападении Германии на СССР в союзе с Польшей, Финляндией и Японией.
Эта информация мною уже переправлена в Центр…
Вместе с нарушением Гитлером Версальского договора сразу после занятия немцами Саарской области в начале этого 1935 года, это вызывало видимо тревогу в Москве…
Перед отъездом в Париж мне нужно было решить некоторые бюрократические вопросы.
В «бюро Риббентропа» мой здешний «шеф» сказал:
– Герр Козырёфф, желания ваших хозяев из Москвы совпадают и с нашими…
