Помню.
Отчётливо.
Тот день.
Нас, перворядцев, поставили перед эшафотом. Надо было пройти испытание – не оторвать взгляда от точки, когда дирижёр произнесёт: достоин смерти. Я не справился. Меня отчислили из школы охранителей. Всех подвёл. И родителей, и однокашников, и самое главное – я не оправдал надежд Солнцеликого.
Приятной вибрацией в мочке каждому гражданину сообщалось о скором начале самого священного ритуала в Новом Эдеме: казнь предателя.
За пять минут гражданину надлежало найти ближайший телеэкран и ждать начала трансляции. Телеэкраны были в шаговой доступности из любой точки нашего государства. В магазинах, в общественном транспорте, на рабочих местах – везде бликовали плоские эллипсы. По госпрограмме «Правда в каждый дом» эллипсы были установлены в каждом доме, в каждом личном транспорте. На улице каждый столб, каждая остановка, каждый рекламный баннер был обременён государственным эллипсом. Если гражданин понимал, что не успевает к телеэкрану, то мог подойти на улице к ближайшему синтетику, который с помощью глаза проецировал трансляцию на квадрат под ногами. Никаких оправданий не могло быть: государство сверх возможного обеспечило участие каждого гражданина в ритуале. Гражданин обязан был находиться у телеэкрана и в течение двух минут сорока двух секунд не отрывая глаз смотреть трансляцию с места казни. Участие в ритуале было прописано в главной книге Нового Эдема – в Книге Закона.
Если по каким-то причинам гражданин не оказывался вовремя у экрана, его правое ухо превращалось в кровавые лохмотья – взрывался микрочип в мочке.
Одноухих в Эдеме было довольно много. Человек склонен к совершению ошибок, даже если уведомлен о серьезном наказании. Одноухие были самыми дисциплинированными и законопослушными гражданами. Потеря одного уха на всю оставшуюся жизнь отбивала желание у эдемца пропускать время ритуала. Одноухие раньше всех облепляли эллипсы и приковывали к экранам свои взгляды. В минуты трансляции на лицах одноухих брезжила блаженная полуулыбка, чем то похожая на улыбку Джоконды, богини древних. Они стояли изваяниями, будто на время трансляции принесенными из каких-то складских помещений.
Одноухие зачастую были однообразно одеты, внутри их сообщества существовал определенный дресс-код. Одноухие вели себя тихо, старались лишний раз не отсвечивать в общественных местах. В большинстве своем были неразговорчивыми, угрюмыми, держались особняком. Они не были изгоями. Нисколько. Любой, даже незначительный, намёк на дискриминацию одноухого гражданина наказывался большим штрафом. Одноухие хоть и были внешне неприступными, при общении являли приветливость, коммуникабельность и вполне себе стандартные жизненные ориентиры среднестатистического эдемца. Одноухие трепетно относились к сохранности второго уха, в отличие от остальных граждан, которые порой являли легкомыслие относительно данного вопроса. Одноухие по праву считались опорой государства. Потому как именно нарушитель закона, идущий по пути исправления, особенно нуждается в сильном государстве.
Безухих в Эдеме не было вовсе. Разрыв левого уха был сопряжён с лишением свободы. Гражданин отправлялся в тюрьму на пожизненный срок. Другого срока не предусматривалось. Тюрьма – это на всю жизнь.
В наказание за не пройденное испытание меня с родителями переселили из сектора Солнца в сектор «Э». Для родителей это переселение стало пожизненным – им запрещалось покидать пределы данного сектора. Мне по достижении совершеннолетия разрешили вернуться в сектор Солнца. В таком решении заключалась великая мудрость Солнцеликого – молодому поколению всегда предоставлялся второй шанс.
Данным шансом я не преминул воспользоваться и по достижении совершеннолетия вернулся в сектор Солнца, чтобы поступать в один из лучших вузов. В секторе «Э» тоже были различные институты и университеты, но с отчислением из школы охранителей мои амбиции не иссякли. Наоборот, я был намерен доказать эдемцам и самому себе, что мое успешное обучение в самой престижной школе не было случайностью. Не было случайностью и моё попадание в лучшие из лучших – в группу перворядцев. После успешного окончания эталонной гимназии в секторе «Э», я без особых усилий поступил в Солнечный Государственный Университет, самый престижный вуз Нового Эдема.
От моей подростковой оплошности пострадал прежде всего мой отец. После моего провала на казни предателя отца уволили из института мнемонических технологий, лишили звания доктора антропологических наук. Ему было запрещено впредь работать в образовательной системе. Также он лишился золотого уровня доступа. Бронзовый уровень, который отец получил взамен, не позволял даже питаться в ресторанах с эмблемой Солнцеграда и передвигаться на монорельсбусе.
В тот день отец поздно вернулся домой. Он обнял маму и заплакал. Я стоял за дверью в своей комнате, через маленькую щелку наблюдал за происходящим. И тоже плакал. Отец был очень расстроенным. Его вызывали в департамент штрафной медицины. Тогда я не расслышал для чего. Но позже, уже в годы студенчества, я узнал подробности. Мы с отцом ходили в куртизанскую баню, где я впервые увидел у отца длинный шрам сбоку, под рёбрами.
– Отец, откуда это?
– Помнишь тот день, сынок? – отец сжался, сделался грустным.
– Помню, папа. Помню в деталях. Я помню всё. Все до мельчайших подробностей.
– Я в тот день вернулся домой поздно. Ты наверное спал уже. Вернулся из департамента штрафной медицины. У меня… в качестве штрафа… изъяли почку… – отец поджал губы, тяжело сглотнул. – Сказали: для нужд Солнцеграда. Операцию сделали быстро, почку вынули качественно. Наложили косметический шов. Ну ты сам видишь: он почти незаметен. С годами только растянулся немного.
– Как же так, папа? Почему ты не написал жалобу в канцелярию Солнцеликого. Это незаконное изъятие. Органы только у «медных» можно изымать.
В тот момент мне впервые стало стыдно. Во мне пробудилась совесть. Раньше я о ней имел весьма смутное представление. О наличии совести у человека рассказывали на уроках «Духовные рудименты хомосапиенса». Такие понятия как честь, любовь, отвага тоже разбирались на этих уроках.
– Я тогда испугался. Подумал: лучше отдать почку, чем навредить тебе и маме. – Папа растерянно осмотрелся.
– Отец, ну почему ты не написал? Солнцеликий непременно бы разобрался. – Отец наверняка почувствовал в свой адрес укор с моей стороны, но вида не показал.
– Ладно, сынок, не будем больше об этом. Лучше посмотри, какая красавица тебя ждёт. – Отец улыбнулся и поворотом головы указал на дверной проем, соединявший раздевалку с комнатой сношений. – Первый опыт на всю жизнь запоминается.
