Новая книга прозы Татьяны Гаврилиной, написанная в жанре исторической хроники, вновь обращена к истории Родины. Автор предлагает читателю обратить внимание на ту сложную череду событий, которые не только потрясли основы духовного единства народа, но и привели к расколу его общности. «Великий раскол» и «Исход патриаршества» две части книги, две главы истории, которые в итоге и поделили нас на «белых» и «красных», на своих и чужих, на патриотов своей Родины и космополитов – людей вне отечества.
Симфония.
Сколько небесной высоты, лунного света и таинственного смысла в музыке! Каждым своим звуком она обращена к душе человека, к сокрытым в ней возможностям.
Какой мощный импульс духовной энергии посылает она в мир, жаждущий божественной справедливости, в мир, ожидающий торжества добра над злом, любви над ненавистью, света над тьмой.
Однако многие столетия назад, когда пастушок, имея весьма отдаленное представление о музыкальной грамоте, выдувал из своей дудочки незатейливые рулады, симфонией называлась не оркестровая композиция, а гармоничный союз двух равноправных партнеров в управлении государством – Церкви и Царства.
Первым, кто из великих московских князей стал в официальных документах именовать себя «царем» и «самодержцем», был Иван III – собиратель земли русской, присоединивший к Москве обширные территории: Тверское и Рязанское княжества, владения Великого Новгорода, город Ярославль и Вятскую землю.
Еще больше этот титул укоренился в политической практике Руси и получил широкое распространение несколько позже, в царствование Василия III Ивановича – сына Ивана III и византийской царевны Софьи Палеолог. Прославившись в веках, как большой любитель церковного строительства, Василий, продолжая дело отца, присоединил к Москве еще целый ряд городов, таких как Псков, Смоленск, Волоцкий уезд, Новгород-Северский и другие. Расширив границы Московского княжества до размеров Царства, Василий стал величать себя «царем» не от случая к случаю, а повсеместно.
Но это было только начало.
И если Иван и Василий использовали эти титулы презентативно только в официальной переписке или во время дипломатических приемов, то Иван Грозный закрепил право на ношение этих титулов юридически.
В свою очередь Церковь, развивая идею божественного происхождения царской власти, называла благочестивого Василия не иначе как «ключником и постельничим Божиим». Проводя мысль о том, что «воля государя есть воля Божия и что бы ни сделал государь, он делает это по воле Божией», Церковь постепенно внедрила в сознание народа два важных понятия: первое – о предопределенности царского правления и второе – о справедливости царского суда. Внося столь весомый вклад в упрочение фундаментальных основ светской власти, духовенство преследовало вполне конкретную цель – превратить механически объединенные под началом Москвы народы в единый социальный организм, исповедующий принципы послушания, долготерпения и «непротивления злу насилием».
Единство Церкви и Царства не просто декларировалось на словах, а демонстрировалось во всей полноте на деле. Все тот же Иван III, подражая цезарям Византии, завел на Руси новый почин – обряд церковного благословления наследных царевичей на Царство. Так рукоположение или поставление Церковью старшего в семье царя сына на Царство не только утверждало законность его прав на престол, но и превращалось для него – будущего самодержца в охранную грамоту от иных притязателей на государево место. Самым активным образом в процедуре венчания был задействован и весь честной люд, который, целуя крест внове нареченному избраннику Божию, признавал его власть над собой и одновременно приносил присягу Царству на верность.
Впрочем, ища содействия и покровительства в лице Церкви и признавая ее духовную власть над собой, светская власть, в свою очередь, ни на минуту не выпускала ее деятельность из-под контроля.
Так даже глава Русской Поместной Церкви хоть и избирался священством соборно, но только из числа тех архипастырей, которые были отобраны на этот высокий пост самим царем. Как правило, Собору предлагалось три кандидатуры, из которых одна, и это было ясно всем, более всего устраивала государя. Примерно, таким образом, каждый новый митрополит, а с 1598 года патриарх и выбирался.
Такое тесное и одновременно взаимозависимое сосуществование Церкви и Царства, когда интересы светской и духовной властей не конфликтовали между собой, а укладывались в рамки разумного компромисса, имело для общества большое значение, позволяя сохранять гражданский мир в стране. Любое государственное начинание, будь то военная компания или мирное строительство, благословленное Церковью, воспринималось народом, как Богоугодное дело, а, значит, совершить его считалось священным долгом каждого верующего гражданина.
Истории известно немало подобных примеров. Так Иван III Васильевич, собираясь завоевывать мятежный Новгород, испросил на то благословения митрополита, Александр Невский был призван Церковью – исполнить свой долг Великого князя и спасти отечество от тевтонских рыцарей. Патриарх Гермоген в тяжелейшее для страны время Великой смуты и междуцарствия первым призвал народ к национально-освободительной борьбе с польско-литовской шляхтой. И это далеко неполный перечень единомыслия и единодействия двух взаимодополняющих ветвей власти в царстве Московском. Ведь не случайно, именно иностранцы, имея возможность наблюдать устройство русской государственности со стороны и сталкиваясь с таким феноменальным явлением повсеместно, впервые образно окрестили гармоничное двоевластие Церкви и Царства – «симфонией».
Это тем более было для них удивительно, потому что на Западе глава государства был одновременно и главой церкви.
Однако с приходом к власти боярского рода Романовых – людей новых, «демократически» избранных земщиной, неподготовленных к государственному правлению, но по-хозяйски предприимчивых и ухватистых, характер отношений между Царством и Церковью резко переменился. Характер этих перемен был связан с Алексеем Михайловичем – вторым царем из династии Романовых, который, прячась за спину патриарха Никона, навязал Церкви, против ее воли, церковную реформу.
В чем состоял замысел этой реформы?
В публичном, общенародном освещении сей замысел объяснялся необходимостью унификации, приведением к единообразию церковных обрядов и богослужебных книг с греческими.
Но в действительности мотивы, побудившие Царство предпринять наступление на Церковь были куда более глубоки. И крылись они в традиционной приверженности Церкви старой «богоизбранной» династии Рюриковичей, с которой собственно и было связано становление самой Церкви.
