Маме
Если по сути – этот так называемый роман никакого отношения к так называемой литературе не имеет.
И к так называемой жизни – почти…
Он немного похож на роман.
И немного – на жизнь.
Он похож на роман и на жизнь,
как похож на врача человек, надевший специальный халат:
он и как бы похож – но и как бы постольку-поcкольку;
лишь постольку похож – поскольку он тоже в халате…
До появления телевизора в доме мерещилась жизнь.
И писались романы – они отражали жизнь.
И чем хуже бывала жизнь – тем лучше романы.
Боже, какие были романы!
Нынче жизни почти не осталось – так, мелькание телеэкрана,
сон и игра!
Хотя остаются вопросы, типа:
что мы все-таки видим:
некий сон под названием жизнь?..
то ли Некто нас грезит в Его удивительном сне под названием:
наша жизнь?..
то ли Жизнь в своем забытьи видит нас и Того, Кто нас грезит?..
И также желательно знать:
кто с кем играет:
мы сами с собой?..
мы – с Ним, Тем, который нас грезит?..
Тот, который нас грезит, играется с нами?..
или, может, Игра из лукавства, сама по себе забавляется с нами и
с Тем, который нас грезит?..
Однажды, осмелимся предположить, НЕКТО выключит свет.
И погаснут экраны;
и захлебнутся и смолкнут:
крики, вопли, стенания, стоны, проклятья, вранье,
наветы, жалобы, ворожба,
заклинанья, призывы, прочие звуки.
Мир погрузится в Тишину…
И тогда, поскучав день-другой, телезритель смирится с потерей,
и, удобно устроившись в кресле (на мягком ковре, на диване, на
пуфике, можно в кровати),
при свечах, попивая пивко (при желании водку с рассолом, портвейн
или прочие пойла),
полистает, возможно, с приятностью – «Последний апокриф»…
Однажды в Москве…
…У помпезного входа в Казино, светящегося всеми цветами радуги, с винтовками наперевес стояли два бравых румянощеких красноармейца времен гражданской войны 1919 года, в грязных обмотках вместо сапог, в защитных засаленных галифе, в гимнастерках с ярко вышитым изображением доллара на груди возле сердца.
Тут же лениво прохаживались два бритоголовых гиганта в черных костюмах, накрахмаленных манишках, при бабочках, с пулеметами через плечо, с металлоискателями в руках.
К сказочному подъезду подкатывали автомобили типа "Мерседес", "Крайслер", "Порше", "БМВ", из которых на свет и являлись достаточно сильные мира сего.
Гиганты почтительно кланялись в пояс гостям, после чего уже подобострастно щекотали их металлоискателями…
…Внутри Казино теснился народ, мягко и неназойливо звучала музыка ретро.
Кто-то у стойки бара попивал коктейль, кто-то насиловал игровые автоматы, кто-то пытал счастья в рулетку.
Двое, афророссиянин с синими васильковыми глазами и белесыми бровями и белокурая красавица, сражались за карточным столом с лысым Джорджем по кличке Кудрявый (тут и там у него с затылка свисали негустые пепельные локоны!), одетым, как все служители этого Казино, в кричаще оранжевый костюм с ядовито-желтым жабо и бабочкой цвета пожухшей охры…
…Джордж Капутикян по праву считался лучшим крупье Москвы (а может, России!).
За Россию, впрочем, ручаться не станем: Россия большая – намного больше, чем можно вообразить!
Джордж вообще никогда не проигрывал.
Он не проигрывал даже для виду.
На мраморной колоннаде над его головой висела табличка, на которой заглавными золотыми буквами было начертано предупреждение:
"ДЖОРДЖ НИКОГДА НЕ ПРОИГРЫВАЕТ".
И тем не менее, он притягивал игроков, подобно магниту.
Возле него и вокруг всегда толпились любопытные…
… – Кудрявый, еще! – приказал афророссиянин на чистейшем русском языке, смачно прихлебывая черный элитный виски из дымчато-серебристого бокала.
– Плизз!– выразился с присвистом Джордж и протянул посетителю еще карту.
– Еще! – сухо потребовал Негр.
– Ванюшка, кончай! – было затянула Белокурая.
– Все равно я его победю. – только еще упрямей насупился Ванюшка и потными, черными, нетерпеливо дрожащими пальцами расстегнул три верхних пуговички белоснежной косоворотки.
– Отмойся сперва, – зло и бестактно посоветовала Белокурая черному от рождения человеку.
На что тот нахмурил белесые брови, сузил синие очи и грязно, по-иностранному выразился: "фак ю!"
– Может статься, что ваша подруга права, – как бы мягко и как бы неназойливо заметил крупье.
– Я всегда права, Джордж, – блеснув озорными глазенками, подтвердила прелестница, – даже когда не права!
– Сгинь, – сдержанно и по-хорошему посоветовал афророссиянин.
– Или чо тогда? – с вызовом поинтересовалась Белокурая.
– А вот увидишь тогда – чо! – неопределенно, но достаточно красноречиво пообещал черный человек.
– Ой, да я же тебя любя, Вань! – нервно и неискренно засмеялась Белокурая и потянулась к нему обеими руками, чтобы обнять.
– Отвали, – опять по-хорошему посоветовал Иван.
– Ну, Кудрявый, ну, чо он выпендривается, да скажи ты ему! – пожаловалась она крупье.
– Пардон!– поднял обе руки Джордж, как бы заранее сдаваясь.
И правда, никто за нее не вступился, когда Ваня фатально и бесцеремонно схватил ее черными пальцами за белое ушко и грубо утащил прочь от стола.
– Ой-ой, Вань, да больно же, Вань! – запричитала она, следуя за ним покорно, на полусогнутых.
– Порву оба уха, как старые письма, – внятно и без пафоса пообещал афророссиянин.
– Черножёпый! – в запале, и почему-то через "ё", бросила ему в спину Белокурая.
Иван обернулся и только покачал головой.
– Твои мани, Вань, не мои! – опасливо попятилась она.
На что ей Иван ничего не ответил, а только обернулся к крупье и недвусмысленно кивнул: "еще!".
– Плизз! – растянул губы в казенной улыбке Джордж и протянул посетителю черную шестерку пик…
…Между тем к Белокурой развязно приблизился хам с золотым кольцом в трехноздревом носу и спросил одним словом:
– Хочиш?
– Дышал бы ты в сторону, чмо! – почти вежливо и по-хорошему попросила она.
На что трехноздревый надул щеки и выпучил на девицу свои болотисто-блеклые, как старая плесень, глаза…
… – Плизз! – Джордж, играючи, выложил карты на стол…
…Наконец трехноздревый выдохнул Белокурой в лицо весь запас своих легких и нагло осклабился.
– Чмо, гляди, я кусаюсь! – угрожающе прищурившись, предупредила она.
На что чмо, явно испытывая судьбу, в очередной раз раздул свои жирные щеки…
…Черный Иван между тем, ухмыляясь, достал из заднего кармана штанин пухлую пачку долларов, небрежно швырнул их на игральный стол, инкрустированный золотыми брызгами шампанского, и лениво отхлебнул виски из бокала.
– Баксы, пожалуйте в кассу, плизз! – вежливо попросил Джордж, лениво перетасовывая карточную колоду.
– Какая разница, фрэнд? – удивился Иван.
– Большая, мой смуглый друг! – подчеркнуто вежливо и по-русски ответил Джордж.
Долго не думая, афророссиянин протянул деньги стоящему рядом ротозею-альбиносу с маленькими вдавленными зелеными глазками и странно скрученными, наподобье рулета, конопатыми ушами.
