***
Открыл глаза и привычно огляделся. "Старость дарит грустные мечты о прошлом" – первая мысль после пробуждения.
Открыл глаза, значит так надо. Первая мысль с момента пробуждения.
На часах половина шестого утра, но очевидно, что чары Морфея окончательно покинули сознание. В обшарпанной квартире, на окраине забытой провинции, тихо проходит старость одинокого человека. За окном идёт утренний дождь, назойливые капли которого отчетливо барабанят по раме глухого окна.
Но не осенней каприз природы стал поводом для пробуждения, здесь дело скорее в привычке, которую дарит преклонный возраст.
Со скрипом встав с кровати и медленно прошаркав в ванную, старик с грустью посмотрел на свое отражение в зеркале.
А ведь когда-то выигрышная, внешность смазливого красавчика, помогла построить карьеру актера, и даже стать звездой кино… как же давно это было… что ж время неумолимо берет своё.
Яркая слава померкла вместе с ушедшей молодостью, оставив после себя лишь горький пепел воспоминаний.
Но ему было, что вспомнить.
В его жизни было все: любовные интрижки и восхищение поклонников его актерской игры, дружба и зависть коллег, многочисленные пробы, съемки и прокаты. Ему до сих пор было лестно вспоминать сделанные ему предложения работы от именитых режиссеров своего времени. Помнились торжественные презентации на красных дорожках кинофильмов с его участием, когда преданные поклонники скандировали его имя и умоляли об автографе. Но предметом наиболее частых его воспоминаний была семья.
Семья, которую он потерял, опрометчиво сделав ставку на карьеру. Воплощая на экране чужие судьбы, живя стремительной и разудалой жизнью кинозвезды, которому дозволено многое, если не все, он совершенно забыл о своей семье: жене и ребенке. Их жизнь и судьба прошли вдали от него, пока он играл свои лучшие роли, проживал очередные, становившиеся хитами киножизни, собирал лавры от поклонников, воплощал в жизнь свои фантазии и мечты.
Сейчас же у него остались лишь выцветшие от времени фотографии, пепельная седина и потускневший блеск в усталых глазах. После бурной и насыщенной молодости, всеобщего восхищения и внимания, на склоне дней его уделом стало одиночество, а навязчивая бессонница – спутницей холодных ночей.
Пройдя на маленькую кухню и поставив на плиту греться чайник, он направился в зал, где стояла его гордость и радость – винтажный электрофон.
Он всегда любил хорошую музыку. Пленительные слова песен ушедших лет, воплощенные легендарными голосами, для него были дороги, как и золотые годы его жизни, давно ушедшие в прошлое. Эти слова возвращали его в былое, напоминая о достигнутом и, увы, навек утраченном.
Виниловая пластинка Френка Синатры с заглавной песней "Мой путь", устало потрескивая, озарила комнату добрыми нотами светлой грусти, создав на мгновение теплую атмосферу уюта.
I've loved, I've laughed and cried
I've had my fill, my share of losing
And now as tears subside
I find it all so amusing…
(Любовь и слезы с ранних лет.
Имел успех, терял, понятно.
Теперь, когда и слез уж нет,
Все это так занятно)
Чарующее вдохновение легендарной мелодии тихо угасло, привычно оставив на душе тоскливый осадок недосказанности перед самим собой. Из всех нелепых ошибок своей прожитой жизни он наиболее сожалел о том сложном выборе, который однажды заставила сделать его судьба между семьей и карьерой…
В зените собственного триумфа, лучи славы и успеха, ослепили его, но вскоре рассеялись обманчивой дымкой разочарования, в погоне за признанием он сильно ошибся, предпочтя карьеру семье. Теперь он отчетливо это понимал.
В своей сегодняшней жизни полной сожаления старик настойчиво писал письма своему единственному сыну. Их скопилось несколько десятков в коробке из-под обуви, и на каждом был красный почтовый штамп: "Невостребованное почтовое отправление. Невозможно доставить (вручить) адресату. Вернуть отправителю".
Запечатанные письма, как символ угасших надежд старика на воссоединение, были молчаливым свидетельством, что теперь выбор
делал его сын. И как когда-то отец променял семью на славу, сын хладнокровно вычеркнул его из своей жизни. Впрочем, старик не поддавался отчаянию, продолжая верить в лучшее, снова и снова писал по одному письму в неделю, а возвращенные конверты неизменно бережно хранил, как напоминание о своей утраченной семье.
Дважды в месяц, по субботам, он навещал супругу на городском кладбище. Парадоксально, но при жизни они не были так близки, как стали после ее смерти. И это тоже было горьким итогом его жизни, ведь общение с человеком, который тебе больше никогда не ответит – это разговор с самим собой, полный раскаяния и сожаления.
Долгие годы, наполненные одиночеством, значительно поменяли список его семейных ценностей, и сейчас старик понимал, что тот выбор был несправедливым. Но время на исправление ошибок уже истекло, и теперь наступило его "время собирать камни".
Он тосковал по умершей жене, вспоминал ее четкий профиль, милую улыбку и последние слова. Помнил не столько внешность, сколько любящий всепрощающий образ, который застыл в его памяти в момент утраты. И понимал, что самым страшным была не ее смерть. Смерть – всего лишь мгновение, и её не стоит бояться. Гораздо страшнее остаться в пустоте, которая возникла после. Ведь разлука с умершим тянется для оставшихся всю их дальнейшую жизнь.
Он помнил самые теплые и добрые моменты их совместной жизни, встречи и беседы до свадьбы, свадебное торжество, первые семейные праздники и, конечно, радость рождения сына… Всё, что сейчас осталось лишь светлый образ, запечатленный в его памяти навсегда.
После её смерти уже ничего нельзя было вернуть, исправить или сказать… Холодные мысли часто тревожили его по ночам, окончательно разгоняя сон гулким эхом мертвого прошлого.
После таких пробуждений уснуть уже было невозможно, конфликт совести с памятью безоговорочно брал вверх над сонными грёзами, заставляя старика искать лекарства для своей черствой души в полночном баре. Прогулка по ночному городу возвращала спокойствие и ясность мыслей.
Наблюдая за немногочисленными посетителями, у каждого из которых были свои причины находиться в это время в этом месте, он ненадолго отрешался от своих забот.
В одну из таких ночей он и увидел ее…
Незнакомка сидела в одиночестве в самом далеком уголке бара, неспешно потягивая горячий глинтвейн, и мечтательно смотрела в ночную мглу через прозрачную витрину бара. Изысканно аристократичная, она, казалось, была в своем мире, абсолютно недосягаемая для простых смертных.
Молодая и элегантная девушка с утонченной внешностью кинодивы, будто сошедшая с журналов 50-х годов, времени его далекой молодости и громких успехов, неуловимо напоминала одну из знаменитых актрис того времени.
