Утро выдалось, как всегда, не таким, как нужно. И дождичек как будто моросил, и ветерок прохладный поддувал – с самыми дурными намерениями. Кажется, вот сейчас подумай о чём-нибудь нехорошем, и оно тут же произойдёт. Даже и «трах-тибидох» говорить не нужно.
Довершало мрачную картину то обстоятельство, что это был рабочий день, среда.
– Хороший день, чтобы умереть, – процитировал название одной из частей американского фильма «Крепкий орешек» водитель государственной телекомпании Пашка Мирный. И даже представить себе не мог, насколько пророческой окажется пафосная фраза, случайно брошенная им.
Пашка поморщился и нервным движением стёр рукавом ветровки дождевую каплю с длинного носа.
– Что за трагические мысли? – весело спросила неожиданно возникшая перед ним Татьяна.
Пашка вздрогнул:
– Ах ты, якорь мне в зад! Танич, ты уж больше так не делай! А то при столь солидном возрасте шлюпка моя легко даст течь. Я ж уже сороковой юбилей отпраздновал.
«Танич»… Далеко не каждый мог так обратиться к Татьяне Викторовне Бочаровой. В ГТРК она была далеко не последним человеком. Автора и ведущую программы «Фейкам – нет!» иначе как по имени и отчеству не называл даже генеральный директор телекомпании. Но что поделаешь с Пашкой Мирным – Татьяниным другом детства? Вот ему единственному Бочарова подобную фамильярность позволяла. Пашку уже не перековать. В детстве он был главным в их компании. Таким для Татьяны и остался – тем, кого она очень уважала и с чьим мнением считалась.
…Татьяна посмотрела вверх и, прищурившись, сказала:
– Дождик видишь?
– Не-е-е-т, – протянул Пашка.
– А он есть! – обрубила Бочарова и засмеялась своим фирменным колокольчатым смехом.
Пашка с улыбкой хмыкнул, достал автомобильную салфетку и устроил чистку своему «Ларгусу», начав с лобового и передних боковых стёкол. Обернувшись на пританцовывающую в радостном волнении Татьяну, он по-чапаевски усмехнулся в усы и спросил:
– Танич, ты ж года на два меня моложе?
– На три.
– Я-то натру, – пошутил Пашка. – Я о другом.
– А другого у меня нет! – Бочарова снова беззаботно засмеялась.
– Вот ты приколистка.
– Что есть – то есть… – пожала плечами Татьяна и сделала шаг в сторону от машины.
– Подожди, – проговорил Пашка, – у меня серьёзный разговор.
– Ну давай.
– Ты извини, если что, говорю прямо… Ты же с Лёшкой гуляла?
– У вас прекрасная осведомлённость, господин штурмбанфюрер! – отделалась шуткой Бочарова. – Может продолжим разговор в гестапо?
– Танюшк, не перебивай, – взмолился Пашка. – Говорю, серьёзно. Ты сейчас одна? У тебя никого нет?
Татьяна сощурила глаза, приблизила лицо вплотную к Пашкиному и протянула:
– У-у-у… кобелина седая. Вы изволите оформить доступ к комиссарскому телу?
– Да нет! – Пашка прижал руку к сердцу. – Я же говорю, не так поймёшь. Ну, ты одна. Молодая…
– …красивая, белая… – продолжила Татьяна словами из песни Высоцкого.
– Да, и это тоже. Карьеру сделала. Всё есть. Ты бы это… ну, типа… кавалера себе завела бы какого-нибудь.
– Зачем? – тихо спросила Татьяна.
Пашка тоже перешёл на шёпот:
– Как зачем? Там, любовь, тра-ля-ля и всё такое. Детишек наплодите.
– А-а-а… – протянула Татьяна. – Да. Дети – это хорошо, это ты здорово придумал. Только тут есть небольшая загвоздочка.
– Какая загвоздочка? – напрягся Пашка.
– Ну, тебе простительно не знать таких элементарных вопросов. Постараюсь объяснить доступно для твоего понимания.
– Снизойди, пожалуйста, до уровня корабельной крысы, – мгновенно обиделся Мирный.
– А дело в том, что дорогая наша корабельная крыса редко вылезает из своих гаражей к людям, и вот поэтому у неё такой информационный пробел, – сказала Татьяна с интонацией, будто продолжения быть не должно.
– Не тяни кота за якорь! – вспыхнул Пашка. – Говори по делу.
– Ну так вот. Знал ли ты, мой дорогой, что наша компания входит в пятёрку самых вредных производств? По глазам вижу, что нет.
– Чего же там вредного? – усмехнулся Пашка. – Кофе-машина с кулером и пять микроволновок?
