«Пристальное созерцание бриллианта разгоняет хандру, снимает с глаз мрачную завесу, делает человека проницательнее и настраивает на веселый лад», – он прочитал эти строчки из взятой в библиотеке книги «Алмазы вечны», потом закрыл глаза и представил себе эти камни. Его губы улыбались. Его мозг был готов к действиям. Его душа была полна гордостью, что именно он смог все понять и создать такой грандиозный сценарий. Его сердце было свободно, потому что он никого не любил, кроме себя, и ему надоело прозябать на эти нищенские деньги. Хватит! Он будет богат и будет делать все, что захочет! Талант заслуживает награды. Он не будет включаться в этот вечный спор о цели и средствах ее достижения. Он готов на все. Какой-то непонятный орган, где скрывалась его совесть, больно кольнул и затрепыхался. Совесть, словно рыба на песке жадно глотала воздух, но потом умолкла. Мужчина оделся в дорогой костюм, модное пальто, вышел во двор и сел в свой «Ниссан». Он погладил руль, будто просил прощение за то, что собирался немножко подпортить внешний вид своей любимицы. Так требовал сценарий. Он проехал три квартала и припарковался как раз рядом с желтым «Опелем». Очень близко, почти вплотную, по правую сторону. Колеса «Опеля» были вывернуты, как раз так, как было нужно. Теперь оставалось только ждать.
Девушка вышла через полчаса. На заднем стекле ее новенького «Опеля» красовалась буква «У». Она водила всего второй месяц и плохо сдавала задом. Все случилось по сценарию, «Опель» протаранил его «Ниссан». Девушка выскочила и стала извиняться. Он сделал снисходительное лицо, улыбнулся своей голливудской улыбкой, потом они вызывали гаишников, потом был ресторан, комплименты, коньяк, и к вечеру у него стало одной любовницей больше.
Жанна Ивановна достала тонкие ментоловые сигареты и затянулась. Она всегда совершала особый ритуал после окончания обхода в своем втором психиатрическом отделении. Вначале три затяжки, потом жужжание кофемолки, одно зернышко медленно разгрызть. Заварить и пить, обжигаясь и вдыхая этот ни на что не похожий аромат. Еще три минуты наслаждения… И мозг опять отправляется в этот кошмар – поломанные души, растерзанные судьбы, которые психиатр должен склеивать, сшивать или хотя бы упаковывать в красивую оберточную бумагу из блистеров дорогих антидепрессантов, коробок нейролептиков и прочей бесполезной, по большому счету, мишуры, но необходимой для соблюдения формальной стороны вопроса больничной жизни.
– Бородина Алла Леонидовна, – медленно произнесла она, открывая ее историю. – Ей становится лучше. Но я не понимаю почему. Она у нас уже полгода. Таблетки – те же. Личность почти разрушена. Чтобы ей вылезти нужно чудо, какая-то грандиозная эмоция, страсть… То что сможет собрать этот хаос хоть в какое-то подобие порядка. Санитары сказали, что ее стал часто навещать один человек, приносит фрукты, цветы. Иногда он бывает с женщиной. Интересно бы с ними пообщаться. Видимо, он и есть источник положительной динамики. Даже верится с трудом. Хотя… Чужая душа – потемки… Если так пойдет дальше, мы ее скоро выпишем.
Апрель и май пролетели быстро. Эти месяцы всегда не задерживаются, летят на крыльях. Этому способствует усиливающееся ожидание отпуска, весенние ароматы природы, теплое солнце и длинные майские праздники. Не успеешь оглянуться, – и уже июнь.
– Люда! Вы вчера отсылали лилии Ольге Петровне?
– Конечно, Семен Иванович. Будьте добры, не забудьте сегодня тоже отослать.
– Хорошо. И еще – обзвоните все филиалы, холдинг, Гаврилова – я буду ждать всех в три часа. Подготовьте мне проект договора с немцами. Нам нужно собраться и показать себя с хорошей стороны. И вызовите мне службу охраны.
– А кого вызывать-то? Вы же вчера опять уволили очередного…
– Да, бестолочь опять попалась. Дельных людей просто нет! И доверять – некому. Ладно, звони Михаилу. Он молоденький, но вроде с головой дружит. Попробую его взять начальником. Хотя зеленый еще…
Семен Иванович Бородин погрузился в свое черное кожаное кресло и в свои черные воспоминания. То, что случилось два месяца назад, у него не укладывалось в голове. Его подставили, так ловко, так искусно… Его провели, как мальчишку. И все. Случился конец света в отдельно взятой жизни. Свет был какое-то время и погас. Хотя жизнь, конечно, не закончилась. И виноват – только он. Он не предвидел, хотя должен был предвидеть… Он не учел, идиот полный. И вот теперь он сидит и кусает локти, пытаясь доказать, что невиновен. Просто какое-то коварство и любовь получается. Но как доказать? Как назло в тот день сломался компьютер, который писал с камер видеонаблюдения. Хотя он и так знал, кто и почему это сделал.
Вошла Люда с почтой и чаем. Последнее время Семен не переносил кофе. Ему становилось жарко, сердце начинало бешено колотиться. Слишком много неприятностей за последнее время! Три года назад в горах погиб его сын Денис, альпинист с неплохим стажем. Лавина выбрала именно его в жертву из всей группы. Почему? Два года назад он схоронил мать… И вот теперь Оля… Они прожили вместе всего год. Самый счастливый год в его жизни. И конец. Она не отвечает на звонки, выкидывает лилии в мусор, не открывает ему дверь. Полный бойкот. И даже ее отец, генерал в отставке, которого он так уважает, перестал общаться с Семеном. И нет никакого просвета. Тупик. Что делать? Когда Семен попадал в безвыходные ситуации, он знал только одно: нужно смириться и просто больше работать.
– Спасибо, Людочка! Вызовите на пол-второго наших юристов. Я хочу уточнить с ними некоторые детали. Чтобы все было понятно, без подвохов.
Про себя он подумал: «Если мы подпишем этот договор, то мы станем первыми на рынке. Лучшие заводы, лучшее качество, лучшие цены. Они все будут у нас – и «Газпром», и «Сибирская нефть», и «Югория», словом, все. Такое оборудование нужно всем».
– Конечно, Семен Иванович, – сказала Люда, улыбнувшись.
И тут Семен впервые за два месяца поймал себя на мысли, что он не может улыбаться. Хочет, но не может. Нет, с этим нужно что-то делать. Но что? А рука опять выводила на листке три буквы: Оля.
Утро выдалось ненастным. Моросил легкий дождик. По улице плыли разноцветные зонтики, устало с монотонным воем подъезжал троллейбус. «Придется садиться в эту развалюху», – морщась, подумала молодая женщина, одетая по последней моде и увешанная с ног до головы дорогой бижутерией. Она привыкла так одеваться, хотя сейчас было отнюдь не вечернее время. Ольга ехала к отцу. Ее «Мерс» был в ремонте. Оставался только общественный транспорт, такси она ненавидела больше всего на свете.
Ехать предстояло далеко – через весь город в Онкоцентр. У ее отца был лейкоз. Его выявили очень поздно. Отец никогда ни на что не жаловался. Врачей обходил за три версты. Зимой случился приступ с сердцем, врачи настояли на обследовании. Общий анализ крови показал бласты. Огромное количество взбунтовавшихся клеток. Теперь его нужно было постоянно госпитализировать для переливания крови. Потому что гемоглобин стремился к нулю. А химию он бы уже не перенес. Если бы не чужая кровь, он давно бы умер. Но он жил. Жил, несмотря ни на какие прогнозы врачей. Ольга очень его любила.
