…Николай Петрович, все медицинские документы нашего пациента я Вам пересылаю, но хочу здесь, по «электронке», написать о нём пару слов.
В общем, имени его мы не знаем. Сколько ни пытались расспрашивать, толку – ноль. О себе ничего не говорит, молчит как партизан, поэтому мы стали называть его меж собой «Иван Иванычем».
К нам его привезли на «скорой», после того, как подобрали на улице тут, у нас, в посёлке Майском, Юрятинского района. Иван Иваныч сидел под окнами какого-то заброшенного дома. Сколько он там просидел, неизвестно, но не ел он уже к тому времени, наверное, дня два, был сильно истощён и обезвожен. Бормотал что-то про последнюю девочку, взрывы, про то, что никто не придёт, и прочее. По всей видимости, его ещё и ограбили, так как никаких денег, ни документов, ни даже телефона при нём не было. Только тетрадка.
Не пытайтесь её, пожалуйста, отбирать. Вообще, парень он не буйный, я бы сказал, даже смирный, если не трогать его тетрадку! А иначе Иван Иваныч вдруг превращается из тихони в дикого кота и зло так смотрит, будто его последнего куска мяса лишают! Меж тем, он сам добровольно предлагает всем эту тетрадку почитать, уверяет, что получил её из какого-то «временного разлома». Говорит, что речь в ней идёт о реальных событиях, которые ещё произойдут «лет так через тридцать». Я взглянул с его разрешения, пролистал, даже снял копию. Направляю её Вам, посмотрите сами. Там какие-то фантазии про каннибализм и педофилию в будущем, ещё какие-то рассказы и рисунки. Очень занятно местами.
Вообще, если честно, по-моему, это просто какой-то переработавший офисный сотрудник. Тетрадку наверняка он сам исписал. Возраст его определить трудно. Когда он к нам поступил, я бы ему дал лет за сорок. Сейчас, когда мы его отмыли, да накормили, выглядеть он стал, скорее, на тридцать. На руке кольца нет, но возможно, что украли. Рубашка у него “Paul Smith”, значит, человек, вообще-то, не самый бедный.
Полицию вызывали, конечно. Полицейские обещали объявить его в розыск, но, сами понимаете, дело это долгое, так что приютите пока Иван Иваныча у себя. У него достаточно интересная форма мании, я потому и прошу Вас его принять. У нас тут ему точно делать нечего, нужна клиника как минимум Вашего уровня.
Мы начали с грандаксина, потом фенозепам на ночь, так он, хотя бы, теперь спит. Там в карте всё есть, конечно, но я так, для проформы, повторяюсь. Вы, Николай Петрович, сами разберётесь, что ему назначить, и меня будете ругать, но, понимаете, мы всё-таки маленькая районная больничка, у меня что есть, то и даю пациентам. Хотя, если Вам интересно моё мнение, то я бы грандаксинчик ещё продлил на неделю, а потом…
Часть 1
Записки Профессора
Начало записей Профессора
Сейчас, когда я пишу эти строки, мне с трудом верится, что была ещё какая-то другая жизнь «до взрывов», где не было практики умерщвления «ненужных» людей. А когда вдруг настали эти страшные времена, первыми съели юристов.
Почему я начал именно с поедания юристов, сам не знаю, мне просто надо было хоть как-то начать рассказывать вам об этой нашей «жизни». К тому же у меня мало времени, так что постараюсь выдать самую суть. Алексей дал мне на размышления одни сутки, хотя думать мне, собственно, не о чём, я всё решил сразу, а выделенное мне моим будущим убийцей время я собираюсь потратить на написание всего «этого» без особой надежды на то, что это кто-нибудь прочтёт.
Я никакой не писатель, поэтому прости мне, мой читатель, возможные филологические огрехи. Ума не приложу, как к тебе попали эти записки, но раз уж ты их как-то раздобыл и читаешь сейчас, значит, ты смог пережить весь этот кошмар, значит, тебе повезло больше, чем мне и моим товарищам. Коли ты выжил, то, скорее всего, принадлежишь как раз к тем, кто всё это организовал. Я имею в виду «взрывы».
Ты, наверное, заранее ко всему подготовился и пересидел несколько лет в специально оборудованном сооружении. А сейчас ты, такой весь бородатый и глубоко верующий, с чувством выполненного долга, ухмыляясь, почитываешь мои записи. Хотя, может быть, ты и не человек вовсе, а инопланетянин, который перебирает своими тремя пальцами эти полуистлевшие страницы, прилетев на нашу опустевшую планету сотню лет спустя. Знаешь ли, я всегда верил в инопланетян. Так и представляю тебя, зелёненького и с огромной головой, медленно моргающего своими жёлтыми глазищами. Впрочем, кто бы ты ни был – неизвестно как выживший человек или зелёненький гуманоид с Альфа Центавры, знай: я не особенно тебе завидую, у меня вообще мало осталось чувств. После пятой отрезанной головы чувства куда-то уходят.
Я пишу на старой ученической тетради в 96 листов. Сколько же таких тетрадей мне пришлось повидать! Сначала я в них писал, потом проверял. Стопка непроверенных тетрадей справа перетекала в стопку проверенных слева. Потом, под конец моей преподавательской карьеры, мы перешли на электронные записи. Но до сих пор перед глазами группка студентов, торчащих около кафедры. Формулы, конспекты. Всё, наверное, сгорело. Хотя, не знаю. За все эти два года, за всю одну непрекращающуюся зиму до здания университета наши поисковые команды так и не дошли. Туда слишком далеко идти, слишком большой риск встретить других «охотников». Да и что бы я там нашёл? Поглядел бы на свой старый рабочий стол? Или, может, покрутился бы, сидя в своём старом кожаном кресле?
Так, с чего я там начал? С юристов. Ты, наверное, спросишь, почему? Видишь ли, мы подошли к делу научно. В самом начале мы провели социологический опрос: выяснили, кто чем занимается, и у кого какие склонности. В начале второго года результаты этого опроса существенно упростили дело. Оказалось, что у нас тут на три этажа «железобетона», на эти жалкие 7 тысяч квадратных метров, приходится 15 юристов, а в придачу к ним ещё 10 риэлторов, 9 чиновников, 8 учителей, 5 журналистов и даже целых 3 депутата! Короче говоря, тут у нас толпилась уйма никому больше не нужных людей, которым не с кем было сутяжничать, некого было учить, не для кого писать. В условиях жесточайшего дефицита еды мы приняли единственно верное решение.
Меня все тут зовут «Профессором», а настоящее моё имя уже давно слезло с меня, словно сухая змеиная кожа.
Воспоминания Профессора о жизни до «взрывов»
В той далёкой жизни, которая была у меня «до взрывов», я, в общем-то, неплохо, как говорили раньше, устроился. Счастливое детство в относительном по советским меркам достатке плавно перетекло в весёлую юность, полную выпивки, концертов и тусовок с какими-то «неформалами», как их тогда называли.
Потом была кафедра физики твёрдого тела при местном университете, где я благополучно защитил диссертацию в надежде «закосить» от армии. Подавая документы в аспирантуру, я вовсе и не подозревал, что проведу в этих стенах почти двадцать лет. На эти годы университет стал моим домом. Детей у меня нет. С женщинами я встречался, но ни с одной из них так и не смог создать прочного долгосрочного союза.
