«Необыкновенная обыкновенность»
Оскар Уайльд однажды сказал: «Красота – в глазах смотрящего» Вот только, что получается, если смотрящий – художник? Художник, взгляд которого направлен на женщину.
После немой античной красоты, после столетий христианского бесплотного аскетизма, после церковных расколов и религиозной резни, после женских образов восторженно-мраморного Возрождения, на полотнах художников стали появляться совсем другие женщины. Это были не олимпийские богини с идеальными пропорциями тел, не эротичные героини скульптур Бернини, и не женоподобные «трансформеры» в стиле Микеланджело, когда к идеальному мужскому телу просто добавлялись женские «первичные половые признаки» для обозначения пола по библейскому сюжету. Художники нового времени, вдруг захотели писать жизнь, не очень-то стремясь к классической красоте и чистоте, эти понятия сразу стали скучны им. И женщины на холстах сразу стали понятны и близки обывателю, они были из его жизни, «обыкновенны» и желанны, до них можно было дотронуться рукой, они дарили мужчинам ласку и тепло, любили и были любимыми.
В новом буржуазном мире состояния сколачивались быстро и люди не стеснялись это демонстрировать. Дома быстро заполнялись не только предметами роскоши, но и портретами написанными с натуры, без позёрства, прикрас и живописных канонов. И до сих пор женские образы из этой эпохи «новой живописи» волшебным образом пробуждают эротические чувства в залах западноевропейских галерей и с этим трудно что либо поделать.
«Красота в глазах смотрящего» … но сейчас на полотна художник уже не смотрит… уже несколько веков на них смотрит зритель… причем самостоятельно, давно оторвавшись от «пуповины» авторского взгляда.
Это Хендрикье Стоффельс. Вторая жена Рембрандта, вошедшая в его дом через семь лет после смерти любимой Саскии. О судьбе её чуть позже…, а сейчас она переходит ручей, бесстыдно высоко подняв тонкую сорочку, обнажив бедра и колени зрелой женщины, практически открыв грудь в глубоком декольте и не замечая, что ей любуется мужской взгляд. Причем любуется именно ей, такой, как она есть.
Только Рембрандт мог так увековечить «целлюлит», просто его не замечая в процессе работы над образом СВОЕЙ женщины. И это действует до сих пор, земную любовь зрелого мужчины он мазками кисти доносит через века до современного мужского взгляда.
Даже древнегреческий сюжет о Данае, матери героя Персея, Рембрандт невольно превращает в одну из самых эротичных картин в мировой живописи, переведя его в «земную плоскость» Если кратко, то Зевс под видом золотого дождя проник к Данае, дочери царя Акрисия, который заключил ее в подземелье, дабы не сбылось предсказание, что её сын его убьёт.
Зевс тут банальный соблазнитель и Данаю художник показывает ПОСЛЕ любовного наслаждения с ним, это её прощание, и жест руки об этом говорит. Внутри неё уже зреет божественный плод – сын Персей, все обнажено и откровенно до предела. Её живот и бедра еще наполнены чувственной волнующей любовью, но их контуры слишком далеки от нынешних «пластмассовых» понятий о женской фигуре и, возможно, современники, воспитанные на образце Барби, даже и не поймут, что тут может волновать.
Однако на картине привычная обстановка богатого голландского дома. Альков, тяжелые занавески, атласные пышные подушки, как нельзя болеее подчеркивающие «бесстыдную» откровенность, старушка-служанка, посвященная во все любовные тайны хозяйки… всё современнику Ребрандта было привычно и понятно. Именно это его и окружало.
Альков в доме-музее Рембрандта в Амстердаме
И порой именно такие женщины возлежали с ним рядом в алькове. Известно, что Рембрандт, написав Данаю разумеется с Саскии, потом через десять лет поправил картину, придав лицу героини неуловимое сходство, как с Хендрикье, так и Гертье Диркс, которая была с ним за несколько лет до неё. Это были обычные лица обычных женщин, служанок и кормилиц. Нет ни мифологического ни божественого. Но именно это и работает. Ничто так не делает ситуацию эротичной, как максимальное её приближение к зрителю, к современнику, к обывателю. Ничто так не возбуждает, как «необыкновенная обыкновенность».
Судьба Хендрикье не может не взволновать. Будучи вдовцом, Рембрандт не мог жениться вновь из-за неудачно составленного для него завещания Саскии по которому он терял все наследство при заключении нового брака. Поэтому на одном из портретов художник пишет Хендрикье с обручальным кольцом на шнурке на шее вместо пальца, тем самым подчеркивая её статус супруги в браке не освященном церковью.
Такое поведение не могло сойти с рук. Кальвинистская церковь последовательно повестками вызывала её в суд. Явившись на четвертый раз, уже беременная Хендрикье предстала перед Консисторией реформатской церкви по обвинению в блуде. Она призналась в связи с художником, и святой суд потребовал, чтобы она прервала отношения с ним и отлучил её от святого причастия.
Тем не менее, Хендрикье отказалась и осталась с Рембрандтом. Сохранилась картина тех времен, где она представлена мастером в образе иудейской царицы Вирсавии. Тоже без прикрас, «как есть», даже вполне заметен намек на беременность.
30 октября 1654 года в церкви Аудекерк была крещена их дочь, названная Корнелией.
Хендрикье умирает в возрасте тридцати восьми лет после медленного тяжелого угасания, умудряясь при этом скрывать свой недуг.
Рубенс. «История « Шубки»
«Красота в глазах смотрящего»… как ни странно, мы имеем возможность посмотреть в подобные глаза… Питер Пауль Рубенс – «король художников и художник королей»… штамп, конечно, но точнее не скажешь. Вот один из самых известных его автопортретов.
В доме-музее Рубенса в Антверпене
Взгляд внимательный, чуть недоверчивый, оценивающий, и при этом очень чувственный. Сложно представить женщину, которая устоит перед таким взглядом. Он рождал на его полотнах…
…такое…
…такое…
…и конечно, такое…
«Животный Рубенс» (каково выражение-то) может, как взволновать современника, так и подвергнуть его в шок… как же так, где утонченная красота и грация?..
Другие скажут: «ну и что, таковыми бывают наши любимые женщины, мы их видим такими, любим такими и слава художнику, который донёс подобную чувственную любовь через века в день нынешний».