Через щели плотно прикрытых ворот погреба проникали блики красных и фиолетовых сияний. Ворота были укреплены досками и различными материалами. Раздавался глухой гром и треск раскатов молний. Доносился гул усиливавшегося ветра, и сквозь щель внутрь погреба пробиралась струйка пыли.
Убранство погреба тускло освещала лампочка, разнокалиберные провода от которой тянулись к странному металлическому коробу размером с крупный автомобильный аккумулятор. Внутри короба что-то источало очень слабый синеватый свет непонятной природы. Свет проходил через множество дыр и пробоин, небрежно и наскоро выполненных крупным гвоздем. Короб стоял на толстом листе стали, испещренном ударами молотков, который использовался как наковальня. Под лист были подложены несколько гаек так, что между верстаком и листом оставалось воздушное пространство. От обратной части короба по стене вверх тянулась толстая арматура. В нескольких местах она прихватывалась кусками проволоки к большим высоковольтным керамическим изоляторам. Ход арматуры прерывал грубый старый рубильник с потертой деревянной ручкой. Одна арматура от него шла в потолок, исчезая в стекловате и камнях свода, другая шла вглубь подвального помещения, теряясь в темноте.
Среди рабочего беспорядка, покрывавшего тускло освещенную поверхность верстака, небрежно лежал двуствольный курковый обрез с перемотанной тряпками рукоятью. Рядом так же лежал очень старый потертый поясной патронташ и затёртый том Пушкина.
Посреди комнаты стоял человек. На вид ему было 35-45 лет, но черная густая борода и потрепанный вид скрывали истинный возраст. Он был одет в старый серый плащ и советскую синюю олимпийку. Джинсы имели грубые прилаженные наколенники из автомобильной покрышки. На ногах виднелись сильно заношенные военные ботинки нового поколения с усиленными носами и мягкими бортами. Они почти не выдавали отношения к совершенно другой эпохе. Шнурки на ботинках были разными. На голове была черная потертая кожаная восьмиклинка, повернутая козырьком назад, что придавало человеку комичный вид, какой бывает у бездомных, стремящихся придать себе модный облик.
Приподняв одну бровь, примостив край языка к верхней губе, он внимательно прислушивался к звукам, доносящимся снаружи. Взор его упирался в каменный свод потолка. В руке он держал деревянную палку, то и дело пошлепывая себя ею по ноге, будто снимая излишнее нервное напряжение с ее помощью.
Напряжение росло, как вдруг что-то, мощным ударом распахнув входную дверь, вломилось в помещение. Почти налетев на человека, оно едва успело сменить траекторию и бросилось под верстак в противоположной темной части предбанника. Из темноты раздался угрожающий рык.
Человек уже целился на место предполагаемого нахождения этого животного. Сработав ручным фонарем с динамо-машиной, он направил во тьму луч тусклого света. Огромная псина, напоминавшая отдаленно кавказскую сторожевую, издавала угрожающие звуки, упираясь лбом в столешницу верстака, от чего тот гулял и грохотал всей тяжестью наваленных деталей и инструментов. Псина напоминала скорее огромного кабана или среднего медведя. Передние лапы и грудь выделялись мощной мускулатурой. Задние были несуразно длинными и сухощавыми. Тело скрывалось под недлинной шерстью – самой обычной и достаточно мягкой собачьей шерстью. Мощные челюсти
демонстрировали ряды белых клыков. Брыли отсутствовали, что делало облик нелепого животного еще более пугающим и отвращающим. На шее болтался грубый металлический строгий ошейник, устройство которого позволяло вырасти этой гриве еще больше.
– Так я могу и стрельнуть, – внятно и членораздельно проговорил человек, обращаясь к животному, на что оно ответило еще большим рыком и свирепостью.
Человек резко перестал работать кистью, и фонарь погас, оставив незваного гостя в темноте.
– Ну ты и падла, – проговорил он, выпуская остатки мандража и обращая внимание на распахнутую дверь.
Свирепый рык еще не утих, как человек размеренно подошел к двери и тщательно приладил её на исходное место, поправив все элементы, препятствующие проникновению внешней среды внутрь. Дверь плохо поддавалась, и он прижал её спинкой деревянного стула, обеспечив более плотное примыкание.
Раздался сильный разряд грома, а за ним – нагнетающий атмосферу гул.
Разряд ударил в возвышающуюся над погребом антенну, собранную из примотанных друг к другу разных арматур.
Продырявленный короб начал интенсивно набирать свечение и через миг вызвал явное беспокойство. Человек быстро подскочил к рубильнику и дернул его в среднее положение, замкнув на вторую арматуру, после резко убрал обожженную через ухват кисть руки.
В глубине подвала раздался гул, и четыре кустарно выполненных ящика один за одним наполнились синим сиянием. Свечение пробивалось через дырки ящиков. Арматура продолжала накаляться. Вода в старом алюминиевом ковше закипела на раскаленной дуге электропечи. Гул не снижал интенсивности, и арматура продолжала краснеть, завершаясь непонятной композицией из железок, старых гаечных ключей, цепей и костылей, определенным образом прихваченных друг к другу кусками проволоки. Части композиции стали накаляться – одни быстрее, другие медленнее, постепенно открывая из темноты смысл этого изваяния. Примотанные друг к другу железки тоже были раскалены, постепенно обнаруживая своими контурами составленное из них слово. Проявилось очертание буквы «Р», затем раскалился гаечный ключ на букве «д», очертания старых клещей изобразили букву «а». Затем накалились все железки, проявляя слово целиком. Вся композиция, сплавившись в местах стыков, образовала единое слово, выполненное из железок, – «Радар».
В глубине погреба загорелось несколько лампочек, осветив просторный зал с высоким арочным потолком, выложенным диким камнем. Посреди широкого зала стоял старинный и ухоженный автомобиль «Победа». По периметру располагались рабочие столы, верстаки, комоды, старое кресло, укрытое несколькими покрывалами, и заправленная кровать армейского типа.
Радар неспешно спустился по широкому наклонному спуску от предбанника в погреб. Подойдя к плите, он достал из комода щепотку каких-то трав и бросил в ковшик. Отлив часть содержимого в граненый стакан в подстаканнике, поднес его к носу и плавно вдохнул аромат. Впрочем, запах его несильно порадовал. На стене рядом со столом висело несколько рамок. Это были грамоты и наградные листы, выданные на имя Петра Фролова, которые пестрели такими строками, как: «значительный вклад в развитие естественных и технических наук, а также за разработку и освоение передовой техники», «Государственный комитет по изобретениям и открытиям при ГКНТ СССР». В одной
