Человек сидел на щербатой средней скамейке под синим пластиковым навесом – на остановке второго троллейбуса их три, – свесив голову на грудь. Похоже, спал. Прилично одетый, при галстуке, не пьянь подзаборная, что странно – нечего такому человеку делать в пять утра на остановке троллейбуса, который появится только в шесть десять. Уличный пес, бежавший по какому-то своему важному делу, вдруг приостановился с вытянутой лапой и настороженно замер. Потом нерешительно подошел ближе и вдруг, подняв голову к сереющему сумеречному еще небу, дурным голосом завыл. Дворничиха, шоркающая метлой поблизости, перестала шоркать и посмотрела в его сторону. Подошла. Вгляделась, тронула человека за плечо, позвала: «Эй, мужчина, вы спите? Подъем!»
Тот не ответил, остался неподвижен. Она, все еще не понимая, чуть встряхнула его, и человек тяжело завалился набок. Она отпрянула и пробормотала: «Да что же это… Господи!» Достала мобильный телефон, набрала номер и, оглянувшись, начала говорить.
Оперативная бригада приехала через двадцать минут…
Глава 1
Из жизни Эмилия Ивановича
– Эмочка, я тебя люблю! – воскликнула эмоциональная Ирина Антоновна, бросаясь на шею молодому человеку по имени Эмилий Иванович. – Ты не представляешь, как ты нас выручил! Сию минуту позвоню ребятам! До вечера!
Она унеслась звонить ребятам, а смущенный Эмилий Иванович остался. Вздыхая и улыбаясь, он еще некоторое время смотрел Ирине Антоновне вслед. Когда она скрылась в глубине аллеи, он обвел рассеянным взглядом столетние деревья – дубы, клены и липы, – высокие кусты отцветшего жасмина, длинные клумбы с осенними каннами и майорами, задрал голову, прищурясь, посмотрел в просвет деревьев на еще по-летнему жаркое солнце. В это время – слегка после полудня – парк был почти пуст, безмятежен, задумчиво тих, и был разлит в нем мягкий зеленоватый свет. Сияли белые стены и золотые маковки храмов, летали, жужжа, цветочные мухи и бабочки; по аллее мимо губернской канцелярии и стоящего на крыльце Эмилия Ивановича неспешно катила коляску с младенцем молодая женщина в красном платье. Глаза их встретились, и Эмилий Иванович кивнул. Молодая женщина улыбнулась…
Это был замечательный старинный парк, с которого чуть не тысячу лет назад зачался город. Отсюда открывался вид на плавную реку с длинными песчаными пляжами и заречьем до самого горизонта с одной стороны и на город с другой. Там тоже плыли среди зелени и синевы белые храмы и золотые луковицы. Насмотревшись на эту благодать, Эмилий Иванович запер дверь и по стеночке, на ощупь, отправился к себе в кабинет. Почему на ощупь, спросите вы. По той простой причине, что в домике губернской канцелярии было темно из-за мощных полутораметровых стен и крохотных окон-бойниц, не пропускающих дневной свет или пропускающих, но в очень малых количествах. Умирающая лампочка же на стене светила слабым голубоватым светом. Здесь было темно, прохладно и слегка пахло тленом. Дом губернской канцелярии – приземистый, кирпичный, двухэтажный особняк в стиле барокко, с фигурными выступами, всякими фризами и контрфорсами – насчитывал пару сотен лет, а то и больше и был предметом распри между несколькими культурными ведомствами города. Сегодня он принадлежит историческому музею, и здесь квартирует отдел старых документов, рукописей и книг. Бо́льшая часть коллекции занесена в картотеки, многое по-прежнему в ящиках. Задачей Эмилия Ивановича было привести все это хозяйство в порядок. Эмилий Иванович – современный молодой человек, а потому ведет не карточные каталоги, как было принято до него, а компьютерные и все сделанное в прошлом веке, не торопясь, ретроспективно конвертирует туда же. Работы много, и Эмилий Иванович иногда сидит допоздна, так как торопиться ему некуда – он холост, живет один, не считая пушистой черно-белой собачки Тяпы, и подруги у него нет. Он, можно сказать, счастлив, хотя один его знакомый сказал, что от такой жизни и такой работы сей секунд повесился бы. А Эмилию Ивановичу нравится. Он проработал несколько месяцев учителем истории – у него диплом истфака местного педагогического университета, – а еще директором магазина «Книжный червь», куда попал совершенно случайно, через благодарного пациента мамы Стеллы Георгиевны. С подрастающим поколением он не сработался, а магазин, увы, закрылся. Но это к лучшему, потому что Эмилий Иванович побаивался и смущался своих подчиненных – нескольких бойких на язык молодых женщин, от которых он спасался в собственном кабинете и сидел там тихо, как мышь под веником. Эти глазастые молодые женщины замечали и разные носки у него на ногах – был за Эмилием Ивановичем такой грешок по рассеянности, – и плохо выглаженную рубашку, и майку, надетую наизнанку; Эмилий Иванович постоянно чувствовал на себе их пронизывающие, как рентген, взгляды и ежился от их хихиканья. Благодаря счастливому стечению обстоятельств освободилось место в отделе рукописей городского музея, и Эмилий Иванович прекрасно прошел интервью. Правда, других желающих не было вовсе.
Здесь у Эмилия Ивановича есть все, что нужно для счастья нормальному человеку без особых запросов: интересная работа, электрическая плитка, маленький хромированный кофейник и красная мельничка для кофе с блестящей металлической ручкой – исключительно для декора, так как механизм электрический. Ну и, кроме того, пара красивых фаянсовых кружек дизайнерской работы: с изображением вороны с иронической мордой (из этой кружки пьет сам Эмилий Иванович) и радостного снегиря (на случай внезапного гостя). А также запасы сухариков, сахара и кофе в зернах. Иногда под настроение он покупает пакетик сливок, хотя считает, что сливки портят вкус кофе. Иногда – пирожное «Наполеон», что уже высший пилотаж и лишние калории, если честно.
Вот и сейчас Эмилий Иванович направился в крошечную комнатку без окон, где располагается «пищеблок», или «камбуз» – как вам больше понравится, – и засыпал кофейных зерен в мельничку, которую из-за прозрачного пластмассового колпака называет Астронавтом. Астронавт включил зеленую фару, заскрежетал, зигзагами задвигался по столу, и тут же по воздуху поплыл волшебный, сбивающий с ног дух настоящей арабики. Эмилий Иванович даже глаза закрыл от удовольствия, невольно сглотнул и вспомнил маму, которая считала, что кофе вреден, а потому не одобряла. Мамы нет уже шесть лет, но Эмилий Иванович вспоминает ее всякий раз, когда слышит запах кофе. Это уже стало чем-то вроде ритуала: скрежет Астронавта, сумасшедший запах кофе и всплывающее перед мысленным взором неодобрительное лицо мамы Стеллы Георгиевны с приподнятой бровью, врача-терапевта третьей городской поликлиники. Стелла Георгиевна вела здоровый образ жизни и даже купалась в проруби. Эмилий Иванович же рос довольно болезненным и хилым ребенком – какая там прорубь! Кроме того, он не то чтобы предавался гастрономическим излишествам, но покушать любил. И кофе любил. И пирожное «Наполеон». И шоколад. И готовить любил, как оказалось, когда не стало мамы. Особенно ему удавались борщи и пельмени, которым в подметки не годился магазинный продукт. Эмилий Иванович усаживался перед телевизором, когда показывали политическое ток-шоу, слушал вполуха и смотрел вполглаза, вздрагивая от какого-нибудь особенно громкого полемического вопля, и лепил пельмени, аккуратно укладывая комочек фарша, сдобренного специями, на тончайший кружок теста из рисовой муки под названием «кожа дракона». После чего окунал палец в чашку с водой, смачивал кружок по ободу и тщательно заклеивал. В круглой коробочке с китайскими иероглифами и красным драконом на крышке – сто кружков, значит, на выходе – сто первоклассных пельменей. «Кожу дракона» привозил Эмилию Ивановичу сосед Жорик, бизнесмен, который закупал в Китае всякий ширпотреб – его квартира была забита копеечной ерундой, как то: китайскими фонариками, витыми шнурами с кисточками и колокольчиками, пластмассовыми цветами, меховыми зверушками, календарями с китайскими красавицами, толстыми младенцами и драконами, фаянсовыми буддами и лысыми китайскими мудрецами с посохом. И жена его, настоящая китаянка по имени Ли Мэй, словно сошла с глянцевой странички календаря. Она очень нравилась Эмилию Ивановичу, который любил все необычное. Кроме того, она научила его делать
